Для человека должно быть естественным бояться долгов – так, как он естественно боится рабства или иной тяжкой зависимости. Занимать у одних, чтобы отдать другим, бояться телефонных звонков, скрываться, менять адреса – разве это не рабство?
Обратим внимание, что долг есть образ и подобие греха. Молитвой Господней мы научены молиться: «Остави нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим». И весь сонм толковников, словно одними устами, объясняет нам, что наши долги перед Богом – это наши грехи, ошибки, вольные и невольные проступки. Так же и долги ближних перед нами – это их грехи, требующие уврачевания через примирение и деятельную любовь. Следовательно, если Божественные уста Христовы заменили слово «грех» на слово «долг», – сущностное подобие между ними есть однозначно.
Грех связывает человека, порабощает. И долг тоже. Имеющий грехи – раб греха. Имеющий долги – раб долга. И тот человек, и этот одержимы страхом, лишены свободы и радости. Они не наслаждаются жизнью, но живут придавленные, как раб – поклажей.
Современный мир приучает человека с легкостью брать в долг, опутываться кредитами, не слишком переживая о временах расплаты. Это значит, что мир сводит наше сознание на некий младенческий уровень, при котором человек способен радоваться видимой вещи, но не способен размыслить об ответственности за обладание ею. Присмотритесь к детям. Как бурно они радуются новой игрушке и как быстро забывают ее, увидав другую. В них минимум памяти о прошлом и предвидения будущего. Это естественная для младенца слабость ума. Но во взрослом человеке это непростительное слабоумие. Оно – знак активной посторонней работы над его сознанием. Ведь какие посылы впитывает наша душа отовсюду? «Тебе нужно – возьми. Взял – радуйся. Как будешь отдавать – не парься. Как-нибудь отдашь». Живущий в такой парадигме человек подлинно слабоумен.
Он опасен не только для себя и своих родных (часто именно родственники берут на себя тяготы расплаты за долги, сделанные единокровным эгоистом). Такой человек опасен и для заимодавца. Криминалисты и следователи при желании рассказали бы нам много историй, в которых жертвами убийства стали те, кто дал в долг. Сначала человек берет. Потом не может отдать. Потом дьявол нашептывает дикий план по выходу из ситуации: «Убей его и ничего не отдавай».
То, что это не фантазии и не шутки, доказывается множеством примеров.
Отдавать вообще тяжелее, чем брать. Ведь, как справедливо говорит известная шутка, «берешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда». И люди столь неусердны бывают в отдаче, что иная пословица говорит: «Хочешь с человеком поссориться, одолжи ему деньги».
Об этом тоже стоит говорить. Евангельское слово звучит только о дающих, а именно: «Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся» (Мф. 5:42). Мы же говорим о зеркальном отображении этой заповеди, которая должна звучать так: «Взял в долг? Отдай вовремя».
Такое «додумывание» Евангелия не является чем-то предосудительным, поскольку Господь, наоборот, требует, чтобы мы из евангельских принципов выводили правила практического поведения. Сказано, например, об осуждении глядящих на жену с вожделением (ср. Мф. 5:27). Таковые уже прелюбодействуют в сердце своем. Сказано о мужчинах. Но смело можно «додумывать», что и женщина, бросившая похотливый взгляд на мужчину, тоже судится, как прелюбодейка. В наши времена превратно понимаемой свободы о женском блуде приходится говорить так же много, как о мужском.
Итак, размышление о заповедях требуется от нас, ибо мы люди. Заповеди даны свободным и умным существам, а не вшиты, как плата в робота. На основании сказанного мы можем, действительно, предъявлять требования не только к дающим (дай!), но и к берущим (верни!).
Но снова и снова стоит возвращаться к главной мысли. Долговой заем – это вынужденная мера, а не норма жизни. Норма жизни – уметь жить по средствам и «никому не быть должным ничего, кроме взаимной любви» (Рим. 13:8).