Но я – к свинкам возвращаюсь. Свинка – нечистая, потому что она не имеет такого желудка. Свинка, как человек, ест все. (…) Больше всех на человека похожа свинья и крыса. К сожалению. Они всеядные. Они выживают везде. Они хитрые. Они очень умные. И в случае необходимости, они ужасно опасные. И те, и те. (…) И мы на них похожи. Господь устроил так. Откуда инсулин берется для больных сахарным диабетом? От свиньи. Свиной инсулин колют человеку. (…) Это, как бы, Господь нам намекает: «Если ты не будешь похож на Меня, ты будешь крысой или свиньей». У нас больше нет вариантов. Мы должны либо подниматься вверх к Господу и быть богоподобными, христоподобными; а, если нет, ты будешь свинья или крыса. Или какой-нибудь «крысосвин». Такой симбиотическое существо. (…) Они ведь ничего плохого не делают. В раю они, конечно, вряд ли будут, но и в ад их пускать не за что. Они плохого ничего не творят. Ни свинья, ни крыса, ни хомяк, ни муравей ничего плохого не делают. Они безгрешны, но «бездобродетельны».
И вот символически в них пошли бесы, чтобы показать бесчеловечие свое. Они ничего не жалеют. Им ничего не жалко. (…) Если дети наши ничего не будут беречь, у них будут бесовские мозги. (…) Если я берегу чужой труд, у меня человеческая душа. Не бесовская. Если человек труда не знает – у него бесовская душа. Бесы ничего не жалеют. Они ничего не творили, ничего не делали и поэтому ничего не жалеют. Им не жалко ни человека, ни свинью, ни солнце, ни звезды. Если бы они могли, они бы все в клочки порвали, просто Бог не разрешает. (…) «Ну чего тебе плохого свинья сделала?» Нет – зашли в свиней и утопили их тут же. В ту секунду Бог показал, кто терзает нас. Если бы они могли. Ох, если бы они могли. Как в псалме пишется. «Ох, если бы не Господь был в нас?» Еще раз та же фраза повторяется: «Ох, если бы не Господь был в нас, живыми сожрали бы нас». Так в псалме написано (см. Пс. 123) (…) Они бы нас на мелкие лоскуты бы порвали. (…)
Смотрите, чтобы у вас такой души тоже не было. Многие люди как бесы. Не любят никого, ненавистью дышат и все им плохо. (…) У беса только одна задача, сделать человека, похожим на себя, сделать так, чтобы там, где они будут, и мы были. Огонь вечный приготовлен не для человека. Господь сказал грешникам в слове Божием: «Отойдите от меня… и пойдите в огонь …приготовленный дьяволу и ангелам его». (…) А бесу по своей подлой душе хочется, чтобы я был там, где он (…) Как Гитлер, когда он в своем бункере сидел в последние часы войны, он приказал открыть шлюзы на Шпрее для того, чтобы затопить все помещения бомбоубежищ в метро Берлинском. Чтобы вместе с ним одновременно (…) умерло как можно больше людей. Такое желание: «Раз уж я умираю, так умрите со мной еще …тысяч двадцать. Чтобы мне скучно не было». Понимаете? Это бесовское. Праведник умирает сам, чтобы все остальные жили. Грешник умирать не хочет. «Пусть все поумирают, лишь бы только я жил. Но раз уж я умираю, так умрите и вы со мной!» Это бесовская душа. У нас очень много бесовского. В характере, в настроениях, в уме, в культуре, в телевидении. В песнях. В фольклоре. Везде этого всего рассыпано очень много. Бес свои бациллы-то пораскидал! И человеку нужно, как говорит Писание, различать духов. Где Божие, где – не Божие. Иногда это очень трудно сделать. Иногда – очень легко. Иногда – очень нелегко.
Вот показал нам Господь, как бесы никого не любят и губят всех тех, в кого зашли.
Последнее скажу. Человек, который был бесноватым – его все знали. Его все боялись и все знали; и, когда увидели его (…) совершенно здоровым, то люди и испугались, и удивились, и порадовались. Он просился за Христом пойти: «Можно я пойду за Тобой?» Но Господь его не взял с собой. А повелел ему оставаться там, где его все знали. Для того, чтобы этот человек был живой проповедью. Его все знали. Все знали его «до». И теперь все должны были увидеть его «после». Эта разница должна была быть во славу Божию. Если вы знаете, человека (…) с тремя ходками в тюрьму и обратно и вдруг вы видите его благочестивым (…), вы думаете: Что с ним случилось? Что такое? Как это? Это ты что ли? – Да, я. – Что случилось? – Я покаялся. Я в последнюю ходку в тюрьме прочитал Евангелие и плакал две ночи подряд. Потом батюшка к нам приходил, я поисповедовался за всю жизнь, причастился и вышел другим человеком.
Мне один священник рассказывал. Он тюремное служение несет в зонах, в которых полосатики такие, рецидивисты сидят. Длинные такие срока у них и по третьему-четвертому разу. Он говорит, что он там однажды исповедовал одного человека. Говорит: «Знаешь, батюшка, что такое ожог благодатью?» Я: «Нет». «Это – человек настолько грешен, что, когда ты над ним читаешь молитву или осеняешь крестным знамением, он корчится, как будто на него кипятка налили». Говорит: «Мне исповедовался такой матерый зэк. Я положил ему руку на голову и говорю молитву: Я, недостойный иерей, властью мне данною от Христа, прощаю и разрешаю тебя от всех грехов твоих во имя Отца и Сына и Святого Духа. И вдруг он начинает корчиться, будто его облил кипятком. И кричать. Ожог благодатью. Душа настолько черная, что имя Христово, имя Отца, и Сына, и Святого Духа, оно просто жжет эту душу. Но он покаялся. И Я таких покаяний никогда в миру не слышал и таких праведников, покаявшихся, никогда в миру не видал».