Талифа-куми! – говорит Он ей. Это – у Марка. Лука этого не говорит. (…)
Это свежее воскресение. Только умер человек и тут же был возвращен к жизни.
Дальше по нарастающей, Он будет воскрешать уже людей, которые очевидно мертвые. Следующие наинский юноша (Лк. 7:12-15). Он умер сегодня утром, а к вечеру этого дня его хоронят. Уже всем все понятно. Он уже обмыт, одет, завернут в пелены, и его несут на кладбище. Сомнений нет. Эту процессию Христос остановил и говорит: Юноша, тебе говорю. Встань. Умерший сел. Заговорил. Его вернули матери.
То есть – еще большая страница силы открывается. С девицей, можно было сомневаться. Может быть она и не умирала? Может это была литургическая смерть или глубокий обморок? У юноши все гораздо понятней. Он был действительно мертвый. А совсем уже великое дело (по нарастающей, повторяю) Господь совершает, показывая все большую и большую степень власти, – это воскрешение четверодневного Лазаря. (…) Его тело уже стремится разойтись на первоначальные стихии. Он теряет уже свой облик. (…) И здесь Господь, как бы, уже совершает новое творение. Вызывает его к жизни, хотя он уже был съедаем смертью.
В этих актах Христос идет снизу вверх. От меньшего к большему. Хотя любое воскрешение – это великое чудо. (…) Но Он, как бы, показывает: над только что умершим есть у Него власть; над умершим, который уже похолодел – есть у Него власть; над человеком, которого тление коснулось – есть у Него власть.
И это уже, братья и сестры, не чудо, а – знамение. Иное есть чудо. Чудо – это что-то святое, которое не вмещается в сознание. То, что объяснить нельзя. И чудеса, по крайней мере у Христа, имеют человеколюбивое направление. Он исцеляет, открывает глаза, выпрямляет скрюченные позвоночники. Все Его чудеса «заквашены» состраданием к человеку. Он не пришел всех исцелить. Если бы Он пришел всех исцелить, были бы миллиарды обиженных людей. Если бы Он исцелил трех, …или тридцать трех, …или триста тридцать трех, остались бы еще тысячи неисцеленных. Поэтому, чудо Христово – это еще (есть такое понятие) – знамение. Факт того, что «Это – Я!» Он своими делами превосходит дела обычного человека. А также дела пророков. Дела святых мужей древности и современности. Христос говорит: «Вот во что нужно верить! Дела Мои свидетельствуют обо Мне». Евреи не хотели верить Его словам. Он говорит: «Словам моим можете не верить. Делам Моим верьте!» (см. Ин. 14:11). Дела Его очевидно говорили о Нем, что Он – тот, кого ждали. (…)
Вера – это не труд головы. Если вы вера требовала таких усилий как решение математической задачи, то все умники были бы верующими. Они бы думали, думали, думали, думали и …Шлеп! И – придумали! И пришли бы к вере.
Вера требует совокупного труда головы и сердца, которые разбегаются в разные стороны. Сердце чувствует, что здесь – правда, голова – сомневается. Или наоборот бывает. Есть люди, у которых голова верит, а сердце сомневается. Потому что – сердце грехами напичкано. Вроде, человек образованный, Он понимает, что Христос – Господь. Он все знает. Но у него другая борьба.
Кстати, это даже интересная тема: «А у тебя что больше верит: сердце или голова?»
(…) Известный такой великий, может быть, последний такой классический философ – Алексей Федорович Лосев, тайный монах (…) говорил: «Я никогда не понимал людей, которые говорят, что у меня сердце верует, а голова – не верует». Этих людей мне трудно понять. Потому что – у меня совершенно наоборот. У меня голова верует. Голова верует – не сомневается. (У него было умище, как ядерная электростанция). (…). Но сердце мое: мое заячье сердце, неверное сердце, сердце грешное, сердце то загорающееся, то погасающее, трепыхающееся в груди, влюбляющееся в какие-то сложные идолы, – это сердце мое оно не хотело верить».
Поэтому, эта борьба в сердце человека веры и неверия, она связана с такими сложными процессами, которые, в принципе, «неизследимы». Поэтому, учение о спасении души – это наука всех наук. Трудно понять теоретическую физику. Но при желании – можно. А спасти душу – тяжелее. Трудно научиться рисовать так, как рисовал Рембрандт. Но иногда – можно. А спасти душу – тяжелее. Это искусство из всех искусств. И наука из всех наук. Великие святые люди (…) описывали эту внутреннюю борьбу человека, таинственный приход к вере.
Христос понимал эту великую муку еврейского сердца. Все было бы так просто, если бы можно было легко поверить в пришедшего Мессию. И все было бы неинтересно. То, что легко дается, оно теряет всякую цену. Нужно именно через сомнения пройти. И Он творил Свои чудеса и знамения. Воскрешение мертвых – это знамение. Нету большего врага у человека, чем смерть. Апостол Павел говорил: Последний враг упразднится – смерть. (1Кор. 15:26). Павел, как бы – походя, обронил очень важные слова. Во-первых, он назвал смерть «последним врагом», угадывая движение цивилизации. Голод – победим. С болезнями – разберемся. Транспорт – наладим. Коммуникации – установим. Законы придумаем. Оденем человека в красивые одежды. Создадим ему быт, комфорт и уют. Мы все сделаем человеку. (Цивилизация все сделает). Но будет последний враг, который – непобедим. И об этого врага ты – разобьешься. Павел так просто это сказал. Как бы на ходу. «Последний враг испразднится – смерть!» И только Иисус. Только Иисус Христос – против смерти. Все остальные – слабаки. И еще Павел обронил. Жизнь – это Христос. А смерть – приобретение. (Флп. 1:21). Тоже сказал, не специально, как кажется. А такое слово обронил: смерть – приобретение. Вообще, смерть – это страшная вещь. Это большая потеря. Трагедия. И некий мистический ужас. А у него это оказывается – приобретение. «Я больше приобрету, чем потеряю, когда умру. Я бы, может, и хотели бы уже. Но жить пока нужно для вас. Вам это полезнее» (Флп. 1:23-24).