В основе культуры лежит текст.
Сначала определенный текст, затем — прочные формы развитой культуры.
Египетские пирамиды это, возможно, каменный вариант почтения Книги мертвых. И сначала нужна Книга мертвых, а уж потом становятся возможными пирамиды.
Готический собор это зримое воплощение Евангелия, нараспев читаемого по-латыни под аккомпанемент органа.
Русский средневековый однокупольный храм это — воплощенный кондак Акафиста «Взбранной воеводе» и молитва Ефрема Сирина.
Американский Капитолий это — архитектурная вариация на тему Декларации прав человека и Кодекса Римского права.
Можно ошибиться в точном названии текстов. Но, бесспорно, свои тексты стоят за сталинскими небоскребами МИДа и МГУ. Свои тексты лежат в фундаменте штаб-квартир ООН и Евросоюза. Протестантские «Залы Царства», и модернистские костелы, и эклектичные по форме соборы это всегда плод специфически прочитанного Евангелия с добавкой еще каких-то текстов. Каких?
Хотите докопаться до смысла эпохи, понять суть времени и не дать себя обмануть, ищите текстовую малозаметную подкладку под кирпичной кладкой видимых культурных форм.
Мы заблудились не только в страстях и грехах. Не только из этих деревьев состоит тот лес, в чью тень мы погрузились, «земную жизнь зайдя за половину». Мы также запутались в культурном многообразии, доставшемся нам от прошлого. И от этого нам хочется совершить побег в плоское будущее культурной одинаковости.
На самом деле нужно разобраться с этой сложностью и, по возможности, мысленно загнать многоцветный спектр обратно в призму, чтобы на выходе получить белый цвет. Получить первичную простоту, то есть. Не для того, чтобы отменить цветущую сложность. Нет. А для того, чтобы не пугаться сложности и замечать на дне ее элементарные основы.
Так ведь и в основе многообразных соков плодов, цветов и деревьев находится простая, бесцветная и безвкусная вода.
Мир может быть простым, как детская игра, как «камень — ножницы — бумага». И мы лишь играем в сложность, высокоумно бродя в этих трех соснах, заменяющих нам во второй половине жизни «сумрачный лес».
Опорные столпы (23 февраля 2011г.)
Пророк Исаия, предсказывая грядущее наказание Иерусалиму, так говорит о нем: «Вот, Господь, Господь Саваоф, отнимет у Иерусалима и у Иуды… храброго вождя и воина, судью и пророка, и прозорливца и старца, пятидесятника и вельможу и советника, и мудрого художника и искусного в слове» (Ис. 3: 1-3).
Если Бог решает наказать человека, то лишает его разума, а если некий народ созрел для гневного посещения, то, как видим, у него будут отняты самые важные категории людей, без которых гражданская жизнь станет невозможной. Это своеобразное отнятие опорных столпов, без которых общественная и государственная жизнь неминуемо обрушивается, погребая под своими обломками все живое. И в перечне отнимаемых столпов первое место занимают «храбрый вождь и воин».
Даже «пророки, прозорливцы и старцы» следуют в этом списке после людей военных. Нами, православными, эта особенность пророческой речи не должна быть пропущена. Мы традиционно сетуем на оскудение духовных руководителей, старцев и наставников. Но вряд ли при этом мы связываем это духовное оскудение с такими общегосударственными проблемами, как проблемы армии. А вот пророк Исаия мыслит иначе.
Храбрость вождя и воина — это не просто личностная, но гражданская добродетель. Лично храбрым может быть и бандит, идущий «на дело», и скалолаз, ползущий в гору, и любой представитель экстремального спорта. Но их презрение к опасности носит совершенно иной характер. Человек в их случае рискует здоровьем и жизнью, готов даже пожертвовать собой. Но эта жертва собой приносится самому себе. Это не «Твоя от Твоих», а «мое для меня».
Храбрость отнюдь не всегда полезна, так же как и презрение к деньгам не равно милостыне. Замечено, что многие персонажи, способные прокутить за ночь баснословные суммы, бывают до крайности прижимисты или даже скупы не то что на милостыню, но даже на чаевые. И механизм понятен: швыряю деньги «для себя», а давать-то надо другому. Вот именно отношение к «другому» или «другим» и превращает храбрость, вкупе с прочими добродетелями, из личной характеристики в общественно-полезное явление.
Воин храбр для «других». «Другие» для него — это его страна с ее народом или народами, с ее историей и культурой, с ее святынями. У страны должны быть святыни, и у этих святынь должны быть защитники. Выбросьте любое из звеньев этой короткой цепи — и на месте страны вы в скором времени увидите пустырь, или пепелище, или «кем-то освоенную территорию».