А у нас наоборот: только 5-10 процентов кое-что поняли или начали разбираться в серьезных вопросах. И они-то сидят тихо, думают, молятся Богу, обмениваются важной информацией. Остальные, не отличающие Баха от Оффенбаха, желают активно менять мир, не меняя себя самих. Желают подражать чьей-то гражданской позиции, не подражая одновременно ни их трудолюбию, ни их религиозности. Это глупо и бесплодно, подобно выращиванью риса за Полярным кругом.
Но в мире, действительно,что-то меняется.
Дело не в Штатах. Дело в нас. Это нам нужно уразуметь, что подлинная религиозность не только не чужда напрочь политике, но, наоборот, востребована политикой. Без вспышек подлинной религиозности политика превращается в дьявольский водевиль, и наш народ знает это не понаслышке. Сам политик не обязан быть непрестанным богомольцем, как некоторые «тишайшие цари». Но лидеру большого государства и в самые отчаянные исторические моменты, и среди рутины повседневных дел, нужны мудрые советники и искренние богомольцы, как нужен был Сергий Московским князьям; как нужен был Филарет Всероссийским монархам.
А покамест нам нужно прислушиваться, присматриваться, накапливать знания и делать выводы. Религиозная безграмотность есть высшая степень безграмотности, вернее — низшая точка ее. И не верьте людям, которые как высшие ценности предлагают только цифры валового продукта и потребительские стандарты. Это — не всё. Безыдейное общество — не народ, а клякса на карте, и служитель идеи всегда сильней любителя пожрать. Нужно читать Евангелие и прислушиваться к совести. Нужно оперировать не только понятиями: «выгодно — не выгодно», «дорого — дешево», но и понятиями: «нечестие — праведность», «грех — святость», «Бог благословил — Бог не благословил».
Это — вызов времени. Это — требование истории. И даже повседневные сводки массовой информации, якобы нейтральной и не ангажированной, требуют уже сегодня от нас религиозной грамотности.
Сталкер и его спутники (24 января 2012г.)
Работа экскурсовода трудная. Зная одну из тем мировой истории, или искусства, или литературы до донышка, до генетического уровня, он вынужден день за днем рассказывать по верхам одну и ту же тему пестрым толпам туристов и посетителей. Паркет скрипит под ногами. Воздух, насильно погруженный в тишину, кажется застывшим.
«Пожалуйста, не шумите», «Сфотографироваться вы сможете позже», «Не трогайте руками экспонаты», «Если у вас будут вопросы, вы сможете задать их в конце».
Вопросы люди задают редко, экспонаты трогают постоянно, слушают невнимательно и у многих вид такой, словно их из школы централизованно привели и они отбывают повинность.
«Весьма не сложно сделаться капризным
По ведомству акцизному служа», — говорил поэт.
«Весьма не сложно сделаться мизантропом», — говорю я, — «работая экскурсоводом»
Некоторые, всю жизнь проведшие в тишине экспозиций, и сами становятся похожи на экспонаты и на живые приложения к стендам и артефактам. Другие, только что вышедшие из университетов, восторженны и любят свое дело, как первую любовь. Им обыкновенно к концу рабочего дня шикают старшие, утратившие творческий пыл: «Наденька, не увлекайтесь. Скоро закрываемся» И есть третьи, те, что похожи на мизантропов. Это молодые люди (чаще — женщины), хорошо знающие свое дело, но с горечью осознающие себя мечущими бисер перед, сами знаете кем.
Они презрительно-сдержаны и дежурно тарабанят заученный текст так, как если бы жарили глазунью нелюбимому мужу. А ведь могли бы (в случае любви) развернуться всей душой на встречу людям и пропеть такую песню, что ожили бы даггеротипы на стенах, и разразились бы боем давно не ходившие часы.
Но кому петь? Соловей тоже может утратить голос в рабстве, и тем быстрее, чем чаще будет подходить к его клетке отобедавший хозяин и, масляно улыбаясь, просить: «Спой, птичка»
«А ведь он наш друг», — говорю я. «Он» это — экскурсовод, а «мы», это — пастыри, учителя, педагоги, родители. Христиане, в конце концов. Дай Бог, чтоб отшумели навеки те времена, когда человек гордился тем, что он «университетов не заканчивал», и с удовольствием при этом крутил на пальце наган перед оробевшим гражданином в пенсне и галстуке. Дай Бог, чтоб человек не выпячивал грудь колесом при словах «я этого не знаю», дескать «и знать я этого не хочу», а чтобы учился человек с любовью и без стыда. И в деле этом экскурсовод — не последний помощник.