Церковь многое запрещала. Например, кровавые зрелища в Риме или танго в Аргентине. Хороша была бы Церковь, если бы все разрешала! Что-то запрещенное умерло, что-то изменилось, а что-то и не думало умирать. Сколько было сказано гневных слов, причем людьми часто святыми, по поводу строительства драматических театров близи храмов, или пьес, идущих на сцене накануне праздников. Сегодня эти слова нельзя повторять. Во-первых, театры могут быть самым приличным местом из числа тех, что окружают наши храмы. Во-вторых, держа руку на пульсе, сегодня можно звать людей в театры. В обществе, которое на каждом шагу шепчет человеку: «Смысл жизни — потребление», хороший театр — друг Церкви хотя бы потому, что шепчет человеку: «Думай и сострадай». А вот превращение массовых зрелищ в главное удовольствие и чуть ли не смысл жизни — несомненный грех и безобразие. Церковь может, указав на беснующиеся трибуны, сказать: «Вот где зло. Это — смерть отдельной души и рождение стада».
Конечно, Церкви этого не простят. Вспомнят все, что было, а чего не было — придумают. Вы, дескать, только и делаете, что все запрещаете. Отстаньте и не мешайте жить.
Мы попробуем сказать в ответ, что христиане за то, чтоб воспитывать и закалять молодежь посредством спорта; что девиз «Citius, altius, fortius!» рожден монахом-доминиканцем Анри Дидоном; что лозунг Кубертена «Главное не победа, а участие» взят из проповеди католического епископа Толбота. Мы еще что-то скажем, и нас кое-кто услышит. Но воз останется на месте, или, точнее, паровоз продолжит бег по рельсам, не сворачивая.
Евро-чемпионат в Украине еще не начался, но уже успел и напугать, и утомить. Успел стать темой для политических спекуляций. Остап Бендер, помнится, на голодный желудок представил шахматистам из Васюков грезу о превращении их городишки в столицу мира. При помощи, разумеется, шахматного турнира. Что-то подобное слышали мы, и еще услышим. Впору писать исследования на тему: «Одноразовое массовое зрелище как фактор изменения цивилизационной модели». Немного раньше с такой же поистине «дикой» серьезностью у нас относились к Евровидению. С психологической точки зрения эти попытки войти в мир чужого комфорта при помощи «звериного воя» на трибунах или приплясывания перед телевизором очень забавны.
…Что до «звериного воя», то это — цитата:
«Я вплетал бы свой голос в звериный вой,
Где нога завершает начатое головой.
И из всех законов, придуманных Хаммурапи,
Наилучший — пенальти и угловой…»
Христос и самарянка: тот самый вопрос (12 мая 2012г.)
Человека увлекает бездна теоретических вопросов, прямо его не касающихся, и оттого человек остается бесплоден. Есть ли жизнь на Марсе? Куда делись динозавры? Каков геологический возраст Земли? И так далее, и так далее.
И невозможно вернуть или обратить человека к духовной реальности, если не задеть его за живое. Живым же здесь называем нечто скрытое и нравственное, составляющее стыдную тайну.
Вот Христос, сидя на колодце, беседует с женщиной. Он и так, и эдак пытается заговорить с ней о вещах духовных, о живой воде, которую не нужно черпать, о том, что Богу нужно поклонение в духе и истине. Женщина не понимает.
Она стандартно ссылается на обычаи народа (отцы наши здесь поклоняются, а ваши — там), под водой благодати понимает просто воду (колодец глубок и черпака нет). Одним словом разговор не клеится. И тогда Христос говорит ей: «Приведи мужа». С этого момента все меняется.
Христос, зная все, знает и нашу личную жизнь, достойную сожаления. Обратим внимания на ту мягкость и осторожность, с какой Он задает женщине вопрос. Он словно бережно снимает с раны присохшую повязку. Не говорит: «Что ж ты, милая, спишь с кем попало? С шестым живешь уже!», или нечто от таковых.
Он говорит: «Приведи мужа». Она отвечает: «Нет у меня мужа», а Он показывает, что знает о ней больше, чем она ожидает. Вот теперь можно и духовных вещах поговорить!
Схема проста и гениальна. Человек современный привык жаловаться без малого на все мироздание. Человек охватывает жадным умом неохватное, и ты ему говоришь слово, он тебе — двадцать. Вдруг посреди бесплодного разговора обо всем на свете звучит вопрос: «Ты в долг брал на неделю? Уже месяц прошел. Почему не отдаешь?» Все. Шарик сдулся. Пафос испарился. Теперь можно говорить предметно.