То время в этом плане мало чем отличалось от нынешнего. Весьма редки были игумены, которые больше заботились о молитвенной жизни подчиненных ему монахов, чем об экономике и финансовом состоянии своего монастыря. То же самое было и в дореволюционной России. Стремления преподобного Серафима Саровского к уединению вызывало немалый ропот и непонимание братии и настоятеля, за что ему немало доставалось. А современный нам старец иеромонах Симон (Безкровный), описывая то время, когда он еще жил в Троице-Сергиевой лавре, рассказывал о своих «блужданиях» по чердакам и укромным безлюдным местам обители в надежде остаться там наедине с Богом. Но, как правило, находил это место уже занятым каким-то монахом, который приходил в смущение от того, что его и тут все-таки обнаружили. «Ты мне так всех молитвенников распугаешь», – говорил с доброй улыбкой будущему старцу отец Кирилл Павлов.
Вчитываясь в традицию жизни сирийских аскетов и вообще представителей восточного монашества, понимаешь, что одиночество было для них одним из важнейших инструментов формирования состояния души. К сожалению, эта традиция современным монашеством полностью утрачена. Ее практически уже не было и в дореволюционное время, за редким исключением. Монашеский путь в православной традиции предполагал три этапа, каждый из которых был поступательным движением по все более узкому и тернистому пути, ведущему на небо. Это общежитие, скит и отшельничество. Проходя школу послушания и смирения в общежительном монастыре, воин Христов готовился выходить на вершину, где уже не останется никого, кроме него и Бога. Сирийское монашество жило именно такой традицией, и подготовка к отшельнической жизни начиналась уже в монастыре.
Все, что было скрыто до этого на дне души, все, что таилось в тени невыявленно, начинало всплывать в затворе со всей силой и мощью ветхого человека.
После нескольких лет, проведенных в общежитии, будущего затворника практически замуровывали, запирали двери его кельи огромным камнем на семь недель. Что и как должен делать монах в затворе, было четко регламентировано. Основной акцент делался на борьбе с помыслами и сосредоточении ума на священных текстах. При этом духовник объяснял своему ученику, что психологические состояния затворника в монастыре будут очень сильно отличаться от того, что он будет испытывать, когда начнет вести полностью уединенную жизнь далеко за его пределами. Но уже здесь происходила колоссальная ломка психики.
В предыдущей нашей публикации мы писали о том, что возвышение души сначала до того состояния, которое аскеты называли «местом чистоты», а далее «место ясности» и восход на «вершину совершенства», можно было достичь только в отшельническом уединении. Тот, кто не имел правильной подготовки к этому подвигу, может легко сойти с ума, о чем сирийская традиция также не раз предупреждает.
Все, что было скрыто до этого на дне души, все, что таилось в тени невыявленно, начинало всплывать в затворе со всей силой и мощью ветхого человека. К этим всем борениям обязательно начинали прилагать усилия и падшие духи. Но если в общежитии они это делали скрытно и незаметно, то в отшельничестве эта борьба была более драматичной.
На переходном этапе, когда уныние и тоска уж слишком одолевала кандидата на отшельническую жизнь, ему еще иногда позволяли поступать «по удостоверению совести». Но при этом, если он и будет себе позволять какие-то разговоры через окошко своего затвора с братией, ему строго запрещалось слушать какие-либо новости о происшедших в мире или монастыре событиях. Иначе все то, что было построено в душе до этого, мгновенно разорится, а все мысли прейдут в движение. А, как мы помним, борьба с помыслами и очищение ума от всех умственных движений была приоритетной в духовном обучении новоначальных иноков.
Иоанн Дальятский давал своим ученикам совет, который также будет полезен всем, кто читает эту публикацию: «Не общайся с людьми, которые с тобой не единомысленные».
Иоанн Дальятский давал своим ученикам совет, который также будет полезен всем, кто читает эту публикацию: «Не общайся с людьми, которые с тобой не единомысленные». На самом деле многим из нас доводилось испытывать чувство глубокого опустошения, «выжатости», а то и «раздавленности» после общения с людьми, весьма далекими от нас по духу и по смыслу жизни.
Преподобный Исаак Сирин настаивал на том, что только пройдя через опыт одиночества человек может познать самого себя. Познавая себя, ты таким образом будешь познавать и других людей. У этого святого есть парадоксальный, казалось бы, совет: «Хочешь обрести любовь к ближнему своему – убегай от него». Находясь и беседуя с кем-то, ты перестаешь быть целым, тебя уже двое. Растворяясь во множестве людей, ты становишься множественным, и только в одиночестве ты начинаешь быть сам собой – в таком смысле звучит наставление одного из учителей своему ученику.