И меня ужасает тот факт, что история ничему нас не учит, вернее, мы учиться отказываемся, словно провоцируем Промысл Божий на повторения однажды бывшего. Образ Христов живет в сознании людей, и образ этот ассоциируется с милосердием, простотой, чистотой. Раз мы — Христовы, от нас ожидают и требуют схожести с Первообразом. Если общих черт не находят, задают вопросы или уходят навсегда. Это очень естественно.
Поэтому не будем обижаться на светских журналистов. Будем умны и осторожны. Самобичеванием заниматься не будем, и самооправданием заниматься не будем. Будем исповедовать Пасхальную радость и спасение через веру и покаяние, а все остальное приложится.
— Как журналист я знаю, что подобные публикации — следствие информационной закрытости. Наши священнослужители обычно говорят, что нельзя выносить сор из избы и нужно больше обращать внимания на позитив. Какой точки зрения вы придерживаетесь?
— Мы каждый день моемся и выносим мусор из дома. Иначе мы завшивеем. Мы должны говорить о своих проблемах, не превращая это в публичную порку или шоу. Мы живем в информационном обществе, которое декларирует открытость. Если чихнешь в Амстердаме, то в Сингапуре будет слышно. Церковь — это не только Живое Тело Воскресшего Христа. Для многих это — очень значимый социальный институт, за которым пристально следят. Следят и те, кто любят Христа, и те, кто не любит Его.
Если церковь вызывает острые чувства, то в этом нет ничего необычного.«Мы Христово благоухание Богу в спасаемых и в погибающих: для одних запах смертоносный на смерть, а для других запах живительный на жизнь» (2 Кор.2.15-16). Некоторые наши недостатки видны невооруженным глазам. Златоуст когда-то говорил: прочтите Евангелие и всмотритесь в жизнь христиан. Теперь заметьте разницу и поймите, что иногда мы выглядим, как враги Евангелия. Слова эти всегда актуальны, но Златоуст и ныне не сдобровал бы, если бы их произнес. И это печально.
— Тогда почему у нас заговор молчания по поводу любой проблемы?
— У нас нет культуры обсуждения наших проблем внутри самой церкви. Мы стыдимся, молчим, и фактически ждем, пока проблемы эти разбухнут и станут видны всем. Подобное отсутствие диалогической культуры рождает вопросы. В этом наша слабость. У нас очень мало общения — и у духовенства с мирянами, и у мирян между собой, а уж мирян с архиереями — вообще отношения неестественно усложнены и нередко сведены лишь к взятию благословений.
— Может, проблема еще и в том, что если кто-то из священников открыто выскажет несогласие с тем или иным архиереем, ему просто дадут по голове, образно говоря?
— Это очень возможный вариант. Но это будет говорить, как минимум о том, что нас ничему не учит история. Ведь именно закрытость церковного общества, отсутствие культуры обсуждения проблем и здоровой самокритичности сделали его бессильным перед вызовами времени. Ну и во-вторых, если человек говорит мне, что у меня кариес, и его нужно лечить, это не значит, что этот человек — мой враг.
Пусть девочки обижаются, когда услышат, что они не так красивы, как им кажется. Мы же взрослые люди, и с бородами, и в рясах… Свойство закрытых обществ — воспринимать критику подобным образом — резко негативно. Мол, не в свои дела лезете. Но если мы не будем восприимчивы к критике, то превратимся в Министерство здравоохранения, в котором «все в порядке, только больные и врачи мешают». У нас тоже будет «все в порядке, только люди будут мешать».
— Приведу конкретный пример. В свое время многие блогеры из Запорожья жаловались на то, что новый архиерей — молодой епископ Иосиф собирает большие поборы с духовенства. Через какое-то время владыку перевели на Конотопскую кафедру, однако и там, судя по сообщениям блогеров, он не оставил своей практики взимания дани с духовенства. Теперь Синод его уволил и от этой кафедры. Почему нельзя было сразу признать наличие проблемы и уволить этого владыку?