Только советская власть с бесчисленными грузинами и евреями, стоящими по горло в русской крови, казалась почему-то народной и простой. Непостижимо!
Когда люди поумнеют? Когда поймут наконец себя самих, сохраняющих узнаваемые черты наследственности на огромных исторических пространствах?
Царь им, видите ли, ненастоящий! Давайте, говорят, сменим и наконец заживем! На роли тут же предлагаются сволочи, одна другой отборней. Клоунада вскоре одевается в регалии, ощетинивается штыками и — все по-новому, только хуже. Ерошу волосы и говорю: «Доколе?»
Всю долгую нашу историю на Кремль идет одетый в тень и носящий чужое имя Самозванец. И в свите у него, или в казацком струге рядом с ним, или в кабаке на Литовской границе за соседним столиком — сотрудник британского посольства Ее величества. Это, как уже сказано выше, — авторское каприччо.
Раньше только для народа «фишкой» или «красной тряпкой» было сохранение законной наследственности во власти, хранение православной веры и проч. А сегодня «фишкой» стали демократические процедуры и прочая словесная белиберда. Эту белиберду, как копье, берут наперевес. Ее же, как забрало, опускают на хитрую лисью мордочку.
Нужно ли напоминать христианам, что единственный легитимный Царь Неба и Земли — Иисус Христос? Нужно ли напоминать, что, по сравнению с Ним, всякая власть, мягко говоря, не совсем свята и легитимна? Нужно ли в очередной раз говорить о том, что социальное беспокойство по поводу легитимности до сих пор приводило к власти только худшие из вариантов и никогда — лучшие из возможных кандидатур?
О каком улучшении вообще можно распространяться, если сами кандидатуры избираются из числа худших, с точки зрения отечественных интересов, и несомненно лучших, с точки зрения служащих посольства Ее величества вкупе с Римским клубом.
Мы, сиромахи, привыкли жить в атмосфере провокационных воплей о том, что «царь ненастоящий». И те, кто хочет народу блага, в очередной раз орут о будущем счастье так остервенело, что рука тянется выключить телевизор.
Лично я привык бояться тех, кто громко кричит о том, что хочет мне счастья.
Милые сердцу (по причинам ностальгическим) артисты и шахматисты в пенсионном возрасте раздражают гражданским пафосом. А Пушкин остается Пушкиным. Он смотрит на историю любезного Отечества с неподдельным сопереживанием.
Пушкин бунта не хочет, потому что он и умен, и нравственен. Пушкин хочет, чтобы люди тоже были умны и нравственны. Причем умны не без нравственности и нравственны не без ума. Умных без души и душевных без ума у нас и так — пруд пруди. Настоящий патриот хочет народу того и другого. Настоящий патриот делает сам то, что в его силах.
Настоящий патриот говорит: «Бунта не надо!»
Царь настоящий. Звать Его — Иисус Христос. Все остальное временно и относится к декорациям.
Вперёд, в прошлое! (16 января 2013г.)
Принято осмысливать нынешнее через прошлое. Но можно идти и в обратном направлении. Прошлое можно осмысливать через нынешнее.
Их взаимоотношения редко похожи на классические отношения родителей и детей, при которых соблюдается 5-я заповедь. Как было бы хорошо, если бы предыдущая эпоха говорила следующей: «Я выпестовала тебя. Я вскормила и обучила тебя. Иди теперь, милое дитя, и делай всё доброе, что по силам тебе. Бог с тобою». А та, окрылившись для вылета из гнезда, говорила бы эпохе-родительнице, оборачиваясь на прощание: «Спасибо, милая мать. Всё, что есть у меня — твоё. Детям своим я передам ту же нежность, какую знала от тебя». Тогда бы история мира и представляла собой нечто линейное и возвышающееся. Только бы в таком случае и была оправдана мифология восхождения, якобы присущая историческому процессу.
«Мы движемся всегда вперёд и вверх, от худшего к лучшему», — могли бы утверждать люди, если бы отношения эпох были нежны и преемственны. А они не таковы. «Отцы и дети» — это образ либо открытой вражды, либо бескровного, но глубочайшего антагонизма. Взгляды «отцов» и «детей» встречаются так же, как встречаются взгляды аквариумной рыбы и человека, то есть без диалога. И одни думают, что с них-то жизнь и начинается, а другие думают, что на них-то жизнь и заканчивается. Не правы оба.
Они чаще похожи на Давида и Голиафа. Но кто из них Давид, а кто — Голиаф? В контексте библейских смысловых нагрузок Давид мал, но хорош, а Голиаф плох, но огромен. Это правильные оценки. Тогда получается, кто огромен, тот и плох. А кто огромен?
Современность огромна по сравнению с прошлым. В прошлом нет ни космических полётов, ни мобильной связи, ни электрического освещения. Прошлое, как нам кажется, живёт под соломенной крышей. Перечень того, чего в прошлом нет, огромен. Значит, думает современник, прошлое — «отстой» и там жить нельзя. Нельзя жить без скайпа, без электронной музыки и телевидения. Если эту точку зрения некритично впитать, впустить под кожу, как наркотическую инъекцию, то прошлое — это малорослый Давид с пастушьей сумкой, а настоящее — гигант в латах.