П. А.: Мы помним, что понятие «театр» не тождественно самому себе на разных исторических отрезках. Зрелища, против которых выступали святые отцы во времена ранней Византии, никак не сопоставимы с таким явлением, как русский театр конца XIX века.
Думаю, при всей этой диалектике, театр ещё и отвлекал человека от Церкви, удерживал его внимание, составлял своего рода конкуренцию.
А. Л.: Отчасти да. В этом контексте уместно поговорить о скоморошестве, ведь оно в каком-то смысле было для Церкви не просто «конкурентом», но более того — идейным противником. Надо понимать, что скоморошество представляло собой совершенно «экстремистский» театр. Оно не то что отвлекало от Церкви — оно развращало. Некая сила вражеская. Хотя из скоморошества родилось и нечто полезное: то, что их витальность сохранила тонус народный, — это позитив несомненный. Тот же анекдот, шутка-прибаутка. Сколько музыкальных инструментов сохранилось благодаря им. Однако эта культура, в сущности, блудовская, она и сегодня живёт за счёт интереса к тому, что ниже пояса.
П. А.: Смешное и срамное одновременно.
А. Л: Кроме того, она спекулирует и вдохновляется антихристианскими, сатанинскими, символами и смыслами. Если бы суть скоморошества исчерпывалась только похабщиной, думаю, не было бы с ним такой кровавой борьбы.
П. А.: Вплоть до того, что, например, в киевском Софийском соборе на фресках скоморохи изображены в аду. Мне кажется, скоморох — это такой анти-юродивый, юродивый наоборот. Есть юродивый ради Христа, а тут юродивый ради. не Христа. Скоморох заметно асоциален, одет вызывающе, скоморошествует не «на работе», но даже в быту, и по смыслу он противоположен юродивому. Юродивый ведёт людей к Богу и совершает о них молитву, а этот — паразитирует на человеческих страстях, что-то с этого имея.
А. Л.: Наверное, со временем эти две крайности сближались. Высоцкий, в частности, продолжатель двух этих противоположных традиций.
П. А.: Он и поучает, и обличает, и развлекает. Симбиоз юродивого и скомороха — это код Высоцкого.
А. Л: Ещё пример — Мамонов. Иван Охлобыстин на каких-то ранних этапах своих поисков.
П. А.: А для Руси ведь характерно обилие юродивых. На Руси же юродивые — самые любимые святые. Интересно: юродство родилось на Востоке, где можно на земле спать, где затраченная калория возвращает тебе в десять раз больше, чем у нас. Плюнул — выросло, висит — сорвал, течёт — попил. А в странах, где нужно валенки носить и дровами на зиму запасаться, — юродствовать трудно: на улице не поспишь и голым не походишь особо. Но юродство родилось там, а расплодилось здесь. Псковские юродивые, Ксения Петербургская, московские нагоходцы, — холоднейшие ведь места. Их у нас огромное количество, и до сегодняшнего дня сохраняется любовь народа к этим Божиим людям. Если в народной душе есть такая тяга к юродивым, соответственно, особым будет и отношение к этим анти-юродивым.
.Мы зацепили интересную тему: убийственный синтез юродивого и скомороха. Я вспомнил о клоунах. Вот есть просто комик, какой-нибудь Петросян, — а есть клоун. Клоун ведь тоже немножко сын скомороха. Это искусство, кошмарно глубокое, которое не разрушает, которое, быть может, лечит смехом. Мне кажется, клоуны растворены в социуме, присутствуют в нём, как золотоносные жилы.
А. Л.: Драматургия в хорошей клоунаде — всегда притча, история о сложности мира, о ленте Мёбиуса, о противоречивости мироздания. Хорошая клоунада человека делает лучше.
П. А.: Да, вот Полунин — он как драгоценность, с годами всё лучше и лучше. Его «Прощание на вокзале» — это ж умереть можно. Ты приходишь посмеяться, а он тебя просто раздавливает.
А. Л.: А Енгибаров — «клоун с осенью в сердце»? Конечно, это традиция скоморошества. Вообще клоунада — это вершина актёрства. Возьмите героиню Джульетты Мазины — клоунессу с грустными глазами, или Чарли Чаплина с его бесконечно грустным взглядом. Это ожившая диалектика, притча, рассказанная без слов, театр в чистом виде, послание от одного человека — к другому. Полнейшая гармония поучения и развлечения: рассказать притчу так, что я буду хохотать — а потом плакать. Клоунада — вершина, потому клоуны никогда и не стремились ни в театр, ни в кино, они настолько востребованы, и очень это чувствуют. Настоящий клоун прекрасно видит, что именно с публикой происходит, и никогда ни на что не променяет этот контакт.
Ребёнка обмануть невозможно, и дети не зря тянутся к клоунам, а хороший клоун легко находит контакт с детьми. Чистота и незамутнённость детского восприятия, искренний посыл, соединение поучения и развлечения. На то, как клоун общается с детьми, можно смотреть бесконечно. От «дежурного» Деда Мороза, в четвёртый раз за день натянувшего фальшивую бороду, дети быстро отвлекаются, а с клоуном такого быть не может.