Остается добавить, что «Евангелие от Джефферсона» заканчивается положением во гроб, и в нем отсутствуют тексты о Воскресении и Вознесении. То есть в нем отсутствует самое главное в Евангелии – победа над смертью. Это некий опыт сведения Книги Жизни к одному лишь моральному кодексу и почти что «строителя коммунизма». Копия джефферсонова «евангелия» вручается, кстати, каждому члену Конгресса США. Пусть, мол, учат матчасть отцов-основателей. Сказанное шутливо о Ленине, актуально и в этом случае: «дедушка умер, а дело живет». Поневоле задумаешься, что хуже: не знать Евангелия вовсе, или «знать» его в урезанном, выхолощенном, подстроенном под себя виде.
На память приходят слова Паскаля о народе, которому были вверены первые Откровения. Евреи, писал Паскаль, бережно переписывали Библию столетиями, не дерзая изменить в ней ни йоту, ни черточку. И это при том, что Откровение возвещало вещи грозные и малопонятные. Оно им самим часто обещало проклятия и казни, изгнания и несчастья. Любой народ оказался бы перед соблазном вычистить текст, оставив в нем понятное и убрав непонятное; оставив то, что народ возвеличивает, и убрать, загладить то, что говорит о народе уничижительно. Евреи этот соблазн перебороли. Они не отнеслись к Слову, как к «своей» книге, как к смеси эпоса и хроники. Они отнеслись к Книге, как к зафиксированному голосу Живого Бога. Это подвиг. И в отношении заповедей понимали эти первые хранители Откровения, что есть не только понятные, но и совершенно невместимые в обычное сознание веления Божии. Но исполнять надо и то, и другое. Облобызать нужно и простое, и сложное, ибо то и то – Божье. Нужно смирять свой ум перед Словом, а не калечить его скальпелями логики и ножницами «здравого смысла».
Отношение к Богу требует мужества и честности. И открывание Книги Завета есть уже стояние на Суде. До чего я уже дочитался в Писании? Что из него вошло в меня? Сотворение мира, грехопадение, Благовещение, Рождество, Воскресение. Это только слова, или мне открыт, хотя бы отчасти, внутренний смысл этих понятий? Вот серьезный самодисциплинирующий вопрос, открывающий меру нашей церковности. Ответ на него у каждого свой. Если, конечно, вопрос понятен.
Приближаясь к колыбели (6 января 2014г.)
Рождество на пороге, и скоро ангельская песнь возвестит пришествие в мир Христа Спасителя. Мысли тех, кто любит Его, в эти дни прикованы к моменту, когда земная жизнь чудесного Младенца лишь начинается…
Хотели бы вы, забирая новорождённого из роддома, получить в нагрузку книгу с описанием его будущей жизни? Страх, правда? Вот где страх подлинный и неподдельный.
Книга была бы весьма объёмной в том случае, если бы языком Толстого, или Тургенева, или Джойса в ней описывалось детство, отрочество, юность. Перипетии взросления, привычки, страсти, мечты, друзья… Планы достигнутые, идеи реализованные; планы, растаявшие, как Снегурочка; идеи, отлетевшие, как сон… Не все доживают до старости, но если старость и не была бы предусмотрена, — всё равно книга была бы толстой, возможно — многотомной. Трудно было бы удержаться от того, чтобы прочесть оглавление или пролистать последние страницы! Что там? Как там? Последний вздох, подпись на завещании, а может, «пропал без вести», «братское захоронение»…
Но книга могла бы быть и тоненькой. Даже не книга уже, а так — тощая тетрадка или папка с двумя листками. Это в случае, если жизнеописание было бы дано в виде сухой биографии, вроде тех, что пишут при приёме на работу или в некрологе. Родился, учился, женился. Супруга, дети, имущество. Стоял на учёте, лечился от… Умер в возрасте N лет.
Эта жалкая версия земной биографии, пожалуй, страшней, чем объёмная. Всё же, когда холм насыпан, крест водружён и лития пропета, лучше оставить по себе подобие романа, нежели подобие жалкого меню в дешёвом ресторане.
Жизнь каждого человека — это материал как для многотомника, так и для единственного листка с сухими датами. Но, согласитесь, какое это всё-таки томительное счастье — оставаться в неведении! И какое милостивое чудо то, что, получая в роддоме из рук санитарки драгоценный конверт с пятидневным сокровищем, мы не получаем в нагрузку точное знание о будущей жизни новорождённого! О возлюбленные! Как ни лезем мы иногда в будущее, как ни стремимся отодвинуть занавеску на окнах земной темницы, — лучше не заглядывать далеко, лучше не знать, что будет завтра.