Выбрать главу

Лексика, кстати, действительно своеобразная: они очень любят слово «предательство» и употребляют его по любому поводу. Не завидую их возлюбленным: вовремя не позвонил — предательство. Выпил — предательство вдвойне. Не пришел ночевать — подрыв боеспособности Отечества! Как так? А вот так: ты там шлялся неизвестно где, а я здесь всю ночь мучилась, волновалась и теперь буду хуже работать, от чего боеспособности Отечества произойдет прямой урон. Понятно? Не слышу, громче! (разражается рыданиями). Интересно, впрочем, вот что: мужчина-тряпка, покорный, принадлежащий им со всеми потрохами, — им тоже неинтересен. Здесь какой-то странный психологический излом — ведь именно покорности они и добиваются, только к этому и стремятся; а впрочем, ничего странного. Они ведь становятся активистками не только по физиологической предрасположенности: когда-то однажды, в детстве, еще в детсаду, они увидели триумф грубой силы в чистом виде. И, не получив в детстве должной родительской прививки (родители у них, как правило, либо в ссоре, либо много работают — короче, недолюбливают, недовоспитывают), эти несчастные девочки верят: сила — право.

Надо быть таким, как вот этот, страшный, грубый. Только силу они и чтут по-настоящему, только за ней и тянутся на толстеньких ножках, на цыпочках, — и верят не тем, кто добр, талантлив или красив, а тем, кто груб, циничен и страшен. Кстати, очень часто активистки влюбляются в насильников: не обязательно в тех, кто изнасиловал их лично, но в тех, кто проявляет к этому наибольшую склонность, к тем, кто понятия не имеет о нежности. Преданность в мужчине для них невыносима: им годится только тот, кто прибьет, и чем крепче — тем лучше. Была одна такая выдающаяся активистка в Союзе писателей, большая патриотка и ревнительница идеологической чистоты, у которой я однажды прочел такое четверостишие (это любовная лирика была):

В глуши, в лесу, под вой метели Как русским бабам не желать, Чтоб обнял — косточки хрустели, А поднял — звезд не обобрать?

Честно признаюсь, на понимание четвертой строки моих интерпретаторских возможностей не хватает, я пасую, я не очень себе представляю, как это он должен ее поднять, чтобы звезд не обобрать. Вероятно, он должен так ее хрястнуть оземь, чтобы искры из глаз посыпались. Но вот чтоб косточки хрустели — это да, вещь естественная; распространяется также и на власть. И вообще я оставил бы от этого стихотворения одну строчку — «Как русским бабам не желать?!». Вот они и желают, и того, кто приголубит их кулаком меж глаз, всегда предпочтут тому, кто робко поцелует туда же. Только у нас встречал я презрительное выражение «по п… ладошкой гладишь». А почему бы и не погладить иногда? Это, говорят, приятно? Нет, надо действовать в соответствии с другой частушкой: «Папе сделали ботинки — не ботинки, а картинки. Папа ходит по избе, бьет мамашу… Папе сде — лали ботинки», и т. д.