Дмитрий махнул рукой:
– Монеты… Монеты – это не деньги, это памятники деньгам. Сплошной металл, что там читать. Купюры – полноценные герои, а монеты – это второстепенные персонажи, мелочь…
Все на минуту замолкли, переваривая содержательную информацию.
Дмитрий обратился к женской части компании:
– Ольга Андреевна, а вы где работаете?
– Я на пенсии. А так, почти всю жизнь проработала прокурором.
– Ого! Интересно. Сразу напрашивается вопрос, уж извините: много ли невиновных попадает в тюрьму?
– Бывает, конечно, – вздохнула красивая женщина в годах, – Но по большому счёту виновными становятся все. Даже невиновные рано или поздно смиряются и начинают считать себя преступниками. На начальной стадии, когда пишется постановление о возбуждении уголовного дела, невиновный ещё может решительно протестовать и гореть, так сказать, жаждой справедливости. Но потом всё равно смиряется. И что интересно: по опыту знаю, что чем больше у подследственного эмоций, тем больше документов, которые… появляются и множатся вокруг него.
– Интересно. Как это? Почему же так происходит? – спросил Егор.
– Вина – это базовое чувство, не зависимое от деяний. Это я тоже знаю по опыту работы, да и философы об этом писали… Главное – воплотить её в документах, оформить текстуально, в систему текстов.
– Но ведь это несправедливо. Почему так происходит? – удивился Егор.
– Как бы вам объяснить…, – задумалась на секунду бывший прокурор, – Вот смотрите, если Дмитрий сознательно заучивает текст своей роли и перевоплощается в образ, то обвиняемый перевоплощается в персонаж под давлением всей судебной системы, главное в которой – до-ку-мен-та-ци-я. Это огромный гомеровский эпос, в котором обвиняемый – главный герой. Знаете, сколько документов создаётся за время процесса даже по делу средней сложности? Около сотни, а то и больше: дела, акты, постановления, несколько десятков протоколов, заключения, ходатайства и жалобы, рапорты, уведомления, справки, подписки, повестки и требования… Эти документы окружают человека со всех сторон, и в конце концов загоняют его в тюремную камеру.
– А стихов нету? – то ли серьёзно, то ли шутя спросил отставший от труппы артист.
– Стихи, как правило, нередко пишут сами обвиняемые уже в тюрьме, став заключёнными и пытаясь осмыслить, что же с ними произошло. И ставят спектакли в тюремной самодеятельности. Становятся очень даже неплохими актёрами. Тексты порождают тексты, и могут жить самостоятельно, но найдя подходящего человека, а найдя подходящего, окружают его и вцепляются мёртвой хваткой, уже до конца…
– Ольга Андреевна, – обратился к ней Егор, с неожиданным даже для себя, вопросом, – а как вы думаете, а кто стоит над вами? Над Дмитрием сценарист и режиссёр, а над вами?
– Ну, Министерство, Верховный и Крнституционный суды, а дальше… трудноуловимые сущности: Государство и, – так же неожиданно выдала Ольга Андреевна, – … Господь Бог.
– Ну, что, Егор, ещё по одной? – спустил всех на землю Дмитрий.
– Спасибо, но я не буду. Завтра работать.
Глава 5. «Гейдельберги» и Жанна: простое совпадение
Вид утреннего вокзала ещё не знакомого города вызвал у Егора смешанное чувство: свежие впечатления путешественника и озабоченность достойным выполнением командировочного задания.
Добравшись трамваем до городской гостиницы, Егор быстро оформил проживание во вполне приличной комнате гостиничного номера.
Когда он открыл сумку и начал вынимать вещи, раздался звонок мобильника. Посмотрев на дисплей и увидев номер жены, поднёс телефон к уху:
– Ага, здравствуй Юль.
– Привет. Ну, как ты, как доехал?
– Да всё нормально, устроился в гостинице местной. Комната вполне на уровне.
– Когда домой? – почему-то спросила Юля, хотя накануне они говорили о сроках.
– Три дня работаю, обучаюсь, до пятницы. Сегодня узнаю, если в субботу они работают, то останусь и на субботу, а вечером на поезд, в воскресенье дома.
– Хорошо, до встречи. Хорошей тебе работы и отдыха. Веди себя по-умному, – как-то загадочно произнесла жена, – Хочешь, сходи куда-нибудь. В Чехловске, говорят, парк красивый.
– Что значит по-умному? И откуда ты про парк знаешь? Я вообще не отдыхать приехал. Странно как-то…
– Я же о тебе забочусь. Что тут странного? И давай там безо всяких шпионских страстей и наблюдений. Ладно, целую.
Формальности с командировкой и обучением не заняли много времени. Молодой директор чехловского полиграфкомбината приветливо встретил Егора, выслушал, позвал секретаршу: