— Опять ты, — ответил пахан вздохнув. — Я же тебя предупреждал, чтобы ты не появлялся на моем горизонте.
Вадим, неловко откашлявшись, сказал:
— Мне необходимо с тобой переговорить. Я не забыл твоей угрозы и тем не менее настаиваю на встрече.
Фомин жестом попросил Бура дать ему закурить. Когда зажженная папироса оказалась в зубах авторитета, он затянулся и произнес:
— Ладно, базлай, только по-быстрому, какого хера тебе от меня понадобилось? Если очередная прокладка, лучше положи трубку и больше не звони!
— Всего сказать по телефону невозможно, — ответил Вадим и, к немалому удивлению Фомина, тут же спросил: — Могу я к тебе приехать?
Опешив от такой наглости, Монах даже растерялся, однако, с трудом сдержав порыв ярости, спокойно разрешил:
— Ну что ж, если действительно серьезный вопрос, я готов тебя выслушать, приезжай. Адрес скажет Бур, — авторитет передал трубку застывшему рядом помощнику, внимательно вслушивающемуся в разговор…
Через час в ворота дачи въехал автомобиль Стародубцева, встреченный вооруженными охранниками Монаха.
Сам хозяин, закинув ногу на ногу, сидел на веранде, потягивая из огромной чашки крепкий чай, и внимательно следил за тем, как гость неторопливо вылез из машины и в сопровождении Брюса направился к нему.
— Здравствуй еще раз, — приветствовал авторитета Вадим.
— Присаживайся, — Монах указал жестом на стул, — и давай без лишней блевотины, толкуй, с чем пожаловал?
Стародубцев неловко уселся на краешек жесткого табурета и нервно провел рукой по подбородку.
— Монах, я еще раз хочу извиниться за вчерашнее, — голос Вадима звучал несколько приглушенно, — мне действительно стыдно.
— Ладно, хватит сопли разводить, — резко прервал говорящего Фомин. — Я тебя слушаю.
— Понимаешь, — начал Стародубцев, — я все же решил последовать твоему совету и уехать, но мне не на кого оставить бригаду. Заику я рассчитал, а никто из моих людей не осилит этот груз.
— И что ты предлагаешь? — Монах вопросительно уставился на собеседника.
— Не можешь ли ты взять моих людей под свою опеку, наконец решился Вадим произнести главное, — собственно, за этим я и приехал.
Хотя вор-авторитет искренне удивился, ни один мускул не дрогнул на его лице. Пахан, пожевав зажатый в зубах мундштук папиросы, пристально уставился на Стародубцева.
А тот продолжил:
— Все было бы проще, если бы не возникшие проблемы.
Вадим на какое-то время замялся, и Монах пришел ему на помощь:
— Что за проблемы?
Стародубцев нервно заерзал на жестком табурете, понимая, как нелепо выглядит со стороны. Преодолев смущение, он произнес:
— Сегодня утром ко мне приехал Дюк и стал требовать какие-то деньги за какую-то наркоту, которые ему должен Заика. Он предполагает, будто я кончил того именно из-за этих денег, а я и в глаза их не видел. По правде сказать, я даже не знал, что Заика был связан с наркотиками.
— Большая сумма? — вяло поинтересовался Фомин, размышляя о чем-то своем.
Стародубцев после небольшой паузы ответил:
— Пять миллионов долларов.
Во второй раз за последние пять минут Монах сильно поразился, но, как и прежде, не показал этого.
В эту секунду он раздумывал о том, как порой обманчива бывает судьба: еще несколько часов назад сидящий перед ним человек видел в нем только врага, а теперь готов передать в его руки дело, возможно, всей своей жизни.
Авторитет видел: собеседник ждет от него ответа, однако не спешил что-либо обещать определенно. Он прикидывал в голове все «за» и «против» того, чтобы бывшая бригада Заики перешла под его, Фомина, крыло. Несомненно Вадим обратился к нему неспроста. Значит, угроза Дюка действительно реальна, а с этим приходилось считаться даже ему — вору в законе по кличке Монах.
Наконец придя к какому-то выводу, пахан задал совершенно естественный вопрос:
— Чем ты докажешь, что в самом деле не скрысил этих денег?
Какой-то миг Стародубцев раздумывал, а затем ответил:
— Я был не один, это подтвердят мои люди. Мы вообще не проходили дальше прихожей. Конечно, ты можешь возразить: пять лимонов уважаемая сумма, за нее есть смысл цепляться, но только в том случае, если мне придется ими воспользоваться. Я же пришел к тебе с тем, чтобы ты рассудил по справедливости, и если ты скажешь, что я вру, дай мне пистолет с одним патроном.
Слушая объяснения этого человека, которого еще вчера едва знал, а сегодня их пути таким причудливым образом переплелись, Монах ощутил к нему доверие.