Гладышев улыбнулся, давая понять собеседнику, что ему в общем-то все равно. Вслух он произнес:
— Твое дело. Делай как лучше, тебе видней. В конце концов — мое дело маленькое. Сам понимаешь.
В этот момент открылась дверь, ведущая в приемную, и на пороге появилась женщина средних лет, подменившая отпущенную секретаршу, с подносом в руках. Поставив перед президентом банка и его гостем по чашечке дымящегося ароматного кофе и тарелку с бутербродами, она поспешно удалилась.
Сделав маленький глоток душистого напитка, Заика поморщился.
— У, е-мое, обжег язык, — поставив чашку на блюдце, он поднялся. — Ладно, я поеду. Спасибо за кофе, и не забудь о нашем разговоре.
— Не забуду, — пообещал Гладышев, также приподнимаясь со своего места и пожимая протянутую руку, — до встречи.
Уже в дверях Ступнин обернулся и с похабной улыбочкой произнес:
— А секретаршу я бы на твоем месте обязательно трахнул. У нее такая аппетитная задница…
— Одобряю, но у меня свои принципы, — серьезно ответил банкир.
— Но у меня-то их нет, — возразил Заика и пискляво захохотал, закрывая за собой дверь.
Когда шаги недавнего посетителя мягко растворились в ковролиновом покрытии коридора, Гладышев вернулся на свое место. Поставив локти на крышку стола, он устало обхватил ладонями голову и протяжно вздохнул.
На столе у полковника Шароева громко зазвонил телефон внутренней связи.
Обернувшись к аппарату, хозяин кабинета не торопясь снял трубку и устало произнес:
— Шароев, слушаю.
— Привет, Олег Александрович. Это тебя генерал Тельников беспокоит, — раздался из динамике уверенный голос.
— Здравия желаю, товарищ генерал, — отозвался полковник.
— Зайди ко мне, — скорее приказал, чем попросил звонивший, — и прихвати своего Тимошина.
Шароев раздраженно нахмурился и взглянул на наручные часы.
— Через десять минут будем, — ответил он и положил трубку на рычаг.
Предстоящее совещание у генерала не сулило полковнику ничего хорошего. Он без труда догадался, о чем пойдет речь.
Недавнее происшествие на улице Сосновой черным пятном легло на всю его карьеру. Наверняка досталось и самому генералу.
Войдя в кабинет начальника управления, Шароев с Тимошиным нерешительно замерли у порога.
— Разрешите, товарищ генерал, — несмело спросил полковник.
— Входите, — пригласил Тельников, — присаживайтесь.
Довольно долго царило напряженное молчание — теперь у полковника Шароева не осталось и тени сомнения по поводу их вызова.
Приблизившись вплотную к подчиненным, генерал неопределенно спросил:
— Ну? Что скажете?
— Обосрались, товарищ генерал, — за двоих ответил майор Тимошин.
— Это я знаю, — уныло протянул Тельников, — а что еще?
Присутствующие угнетенно молчали.
Полковник нервно теребил обшлаг пиджака, не решаясь посмотреть в лицо начальнику.
— Вы мне расскажите, как угробили четверых опытных оперативников, а еще троих отправили в реанимацию. — Теряя терпение, генерал почти перешел на крик: — Про то, как просрали килограмм чистейшего кокаина, взятого напрокат в МУРе. Расскажите еще, как вам геройски удалось захватить пять трупов бандитов, которых не только посадить, но и допросить невозможно. И, конечно, было бы любопытно послушать о достигнутых результатах в выявлении источников утечки информации. Что вы молчите, Олег Александрович?
Некоторые начальники при любых обстоятельствах — будь то благодарность или отчаянный разнос — обращаются к подчиненным по имени-отчеству. К таким людям принадлежал и генерал Тельников.
Подняв глаза на шефа, Шароев тихим, но твердым голосом сказал:
— Товарищ генерал, я готов взять на себя всю ответственность по провалу операции.
— А она и так целиком лежит на вас, — произнес начальник управления. — Сам, — говорящий указал пальцем в потолок, — пытался поднять вопрос о вашем несоответствии должности и халатном отношении. Мне едва удалось его переубедить. И говорю я это не для того, чтобы казаться в ваших глазах лучше, чем я есть на самом деле, а чтобы вы поняли, как далеко и серьезно все зашло.
Я удивляюсь, почему наша сварливая пресса еще не подняла шумиху, ограничившись несколькими колкими статьями по этому поводу. Но страшит меня вовсе не галдеж и болтовня газетчиков. Куда большую опасность таит в себе настрой общественного мнения.
— Я понимаю, — ответил Шароев устало.