Выбрать главу

В такой день нельзя было утратить мужа, утратить друга. В такой день нельзя было оставаться одному, или иметь в кармане последние пятнадцать тысяч, или оказаться в узкой комнате отеля, где с десяти утра до шести вечера отключали отопление. В такой день нельзя было оставаться без работы, сигарет или обеда. В такой день нельзя было мучить себя вопросами и признаться, что, сколько бы ни нашлось оправданий, в конце концов во всем виноват ты сам.

Барбер снова встряхнулся. Нет никакого смысла весь день просидеть в номере. Если он намерен что-либо предпринять, то надо отыскать Берта Смита. Он взглянул на часы. Было около половины третьего. Он постарался припомнить все места, где когда-либо видел Берта Смита днем, в половине третьего. Модный ресторан возле Рон-Пуэн, где обедали киношники, владельцы французских газет, богатые туристы; бистро на бульваре Латур-Мобур на Левом берегу; рестораны в Отейе, на Лоншане и в Сен-Клу. Барбер заглянул в газету. Сегодня все они собирались в Отейе.

Если Берт Смит сегодня не на бегах и все еще в Париже, вполне вероятно, что он мог быть сейчас в каком-нибудь художественном салоне. Берт Смит любитель живописи или по крайней мере покупал картины с умом и знанием дела. Поскольку Смит проживал в отелях, номера которых - неподходящее место для собирания коллекции, возможно, он закупал картины для перепродажи, или являлся посредником, или, когда это были выдающиеся полотна и правительство не хотело, чтобы они уплыли за границу, занимался контрабандой.

Еще Барберу случалось видеть Смита под вечер в сауне "Клариджа". Округлившийся человечек с удивительно ладными ногами, он сидел в клубах пара, завернувшись в простыню, и становился все более пунцовым; он расплывался в улыбке по мере того, как вместе с потом из него выходил жир, которым он оплыл с годами, питаясь в лучших ресторанах Европы.

Несколько раз он видел Смита часов в шесть вечера в парикмахерской отеля "Георг V", где тот брился, а затем в баре наверху, и в баре "Релэ Плаза", или внизу, в Английском баре отеля "Плаза-Атене". А поздно вечером он встречал его в различных ночных клубах - "Элефан Блан", "У Кэролл", "Ля роз руж"...

Барбер с грустью думал о своих последних пятнадцати тысячах франков в бумажнике. Ему предстоял длинный, сырой, тяжелый день и большие расходы. Он надел шляпу, пальто и вышел на улицу. Дождь все не переставал. Он окликнул такси и назвал водителю адрес ресторана возле Рон-Пуэн.

Это началось примерно два месяца назад на трибуне ипподрома в Отейе как раз перед шестым заездом. День был туманный, и зрителей собралось немного. Барберу не очень везло, но по подсказке он поставил пять тысяч в шестом заезде, где ставки были восемь к одному, и поднялся на верхний ряд, чтобы лучше видеть.

Рядом с ним на трибуне сидел только один зритель - невысокий мужчина в дорогой по виду велюровой шляпе, с биноклем и длинным свернутым зонтом, похожий на англичанина. Он улыбнулся Барберу и кивнул ему. Вежливо отвечая улыбкой, Барбер подумал, что уже видел этого человека, или его брата, или с десяток других похожих на него мужчин в барах, ресторанах, на улице, обычно со стройными девушками, которые могли быть третьеразрядными манекенщицами или перворазрядными проститутками.

Человек с зонтом подошел к нему, минуя ряд отсыревших сидений из бетона. У него были маленькие ноги в щегольских туфлях, яркий галстук, холеное лицо с большими красивыми карими глазами в оправе из пушистых темных ресниц. Барбер определил его для себя как экспортно-импортное, которое невозможно было точно отнести к какой-либо национальности. Это лицо выражало одновременно обходительность, цинизм, самоуверенность, чувственность и отчаяние и могло принадлежать турку, венгру, греку или уроженцу Басры. Такое лицо вы могли повстречать в Париже, или Риме, или Брюсселе, или Танжере, всегда в самых шикарных местах, и оно всегда принадлежало деловому человеку. При виде такого лица у вас возникало чувство, что время от времени оно представляло собой интерес и для полиции.

- Добрый день, - сказал по-английски человек, прикасаясь к шляпе. - Вам сегодня везет?

Он говорил с акцентом, происхождение которого определить трудно. Словно бы в детстве он посещал школы многих стран, а десять его нянек были десяти разных национальностей.

- Так себе, - осторожно ответил Барбер.

- Кто вам нравится в этом заезде? - Человек указал зонтом на дорожку, по которой не спеша шли лошади, направляясь к дальней линии старта, проведенной на грязной траве.

- Номер три.

Человек пожал плечами, как будто жалел Барбера, но хорошее воспитание не позволяло ему сказать об этом вслух.

- А как сейчас обстоят дела с кино? - спросил человек.

- Кино вернулось домой с месяц назад, - ответил Барбер, слегка удивленный, что человек в курсе этого дела.

Одна американская компания снимала фильм о войне, и Барберу посчастливилось получить на четыре месяца хорошо оплачиваемую работу технического консультанта, помогающего актерам укладывать и пристегивать парашюты и разъясняющего режиссеру разницу между П-47 и Б-25.

- А белокурая звезда экрана? - спросил человек, снимая очки.

- Она тоже вернулась домой.

Человек поднял брови и покачал головой, словно выражая сожаление, что его новый знакомый и город Париж лишились столь очаровательной звезды экрана.

- Что ж, - сказал он, - по крайней мере теперь вы вольны днем ходить на бега.

Он посмотрел в бинокль на дорожку.

- Пошли.

Номер три вел все время до последней прямой, где его быстро обошли четыре лошади.

- Здесь дистанция каждого заезда, - сказал Барбер, - на сто метров длиннее положенного. - Он вытащил свои билеты, разорвал их все сразу и бросил на мокрый бетон.

Он с удивлением наблюдал, как человек с зонтом, достав несколько билетов, тоже разорвал их. Барбер заметил, что они были ставками на номер три, и крупными. Человек с зонтом бросил свои билеты с покорным и почти веселым выражением лица, словно привык рвать все, что неожиданно теряет ценность.

- Вы остаетесь на последний заезд? - спросил человек с зонтом, когда они начали спускаться мимо пустых рядов.

- Хватит, - ответил Барбер. - Сегодня мне уже достаточно везло.

- Почему бы вам не остаться? - предложил человек. - Возможно, у меня что-нибудь прояснится.