Подполковник тут же выудил из-под стола два листа формата А4, карандаш и положил их передо мной. Я пробормотала «та-а-ак», нахмурила лоб, прикусила нижнюю губу и приступила к начертанию портрета, чего в принципе никогда не умела делать. (Но на пристани белый теплоход уже разводил пары, цейтнот добавил мне талантов и прыти, и портрет получился вменяемым с первого раза.)
– Кепка низко надвинута, парик меняет контуры лица, – старательно рисуя, бубнила я, – щеки чуть-чуть раздуты… как будто он за них что-то подсунул… Нос… нос довольно бесформенный…
Губы… – Я подняла от листка голову, посмотрела на потолок «газели» и, не найдя там подсказки, сконцентрировалась на внутренних ощущениях лица, промелькнувшего буквально в трех метрах от меня, когда «клетчатый» сосредоточенно рысил к прилавку. – Губы не помню. Они почти сливались тоном со щеками. Думаю… он сравнял их гримом…
– Ну попробуйте хотя бы примерно! – взмолился подполковник. – Толстые, средние, узкие? Нижняя часть лица совсем уплывает!
– Нет, – твердо отрезала я и отложила карандаш. – Я смотрела на очки а-ля Джон Леннон, на кепи, на странную прическу, губы остались за кадром.
– А подбородок? Оттолкнитесь от подбородка!
Я старательно оттолкнулась с тем же результатом.
– Нет. Губ нет.
– А щетина? Светлая, темная, рыжая?
– Чисто выбрит. Шея?.. Шея… пряталась в приподнятом вороте рубашки, высоко торчащей из-под пиджака. Пожалуй, это все, чем я могу быть вам полезна.
Михаил Николаевич обреченно посмотрел на портрет в формате А4, – рисунок первоклашки, мало применимый для разработки, – и решительно произнес:
– Через… – он глянул на наручные часы, – минут десять мы тут сворачиваемся, поедете с нами,
Софья Николаевна, наши специалисты помогут вам составить более качественный портрет.
– Михаил Николаевич, а я не могу, – весело, тем не менее твердо проговорила я. – Через два часа у меня теплоход отходит. – Через два часа ко мне домой только Туполев «подплывал» – и то, скорее всего, с опозданием, – но тратить время на составление портретов всяких там злоумышленников, я, тем не менее, не собиралась. Девушке перед дорогой надо еще душ принять, макияж поправить, в идеале чаю попить и упрятать в чемодан плащ-накидку, резиновые сапоги. – Простите, но я должна…
– Вы должны поехать с ними, – прерывая мою трескотню, бухнул подполковник. – Речь идет о безопасности государства.
Вот, что называется, и поплавали. Безопасность, оказывается. А я-то по наивности думала, менты карманника ловят. Или наркодилера.
Ну не идиотка ли?! Такая облава. Спецсредства. Подполковник лично в «газели» парится. Куча мужиков по набережной носится…
– А-а-а, – протянула я, – прямо тут… нельзя?
– Нельзя, – сурово поставил точку Огурцов.
– Так я же опоздаю!!
– Мы вас вертолетом на любую пристань доставим, – прокряхтел подполковник, тяжело поднимаясь со стула. Приоткрыл дверь «газели» и вышел на улицу.
Зримый образ вертолета добил меня окончательно. Уничтожил прямо-таки. Всего неделю назад Туполев сделал мне последнее китайское предупреждение и сформулировал его так:
– Твоя редкая особенность влипать в истории наводит меня на тяжкие размышления. – Вступление Назар Савельевич произнес весьма игриво, сделал паузу и тут же бабахнул из всех стволов: – Надеюсь, эта поездка пройдет без эксцессов. Пообещай мне, Софья, – никаких историй. Хорошо?
– Клянусь! – мяукнула я и даже проделала ладошкой в воздухе знак, отдаленно напоминающий крестное знамение. – Никаких историй. Только ты, я и белый теплоход.
– Надеюсь, – хмуро кивнул Туполев и поцеловал меня в щеку. – Будь умницей.
Интересно, что он скажет, когда «умницу» Софью доставят к любой пристани на вертолете?
Думаю, ничего не скажет. Только чемоданы за борт выкинет. Назара Савельевича родная мама «человек-топор» зовет.
Ох, я и влипла!..
Начать звонить генералу Артемьевичу и орать: «Караул, спасайте!»?
Пожалуй, не стоит. Артемьич вмиг уважаемому олигарху стукнет, и результат будет тем же. Чемоданы за бортом плавают, Софья с пристани мокрым платочком машет.
Мамочки родные, что же делать-то?!
Оторвав онемевшее седалище от табурета, я было метнулась на выход, но путь из «газели» мне перегородило чье-то плечо. Сгибаясь и неловко переставляя ноги, обутые в роликовые коньки, в автобус забирался тот самый юнец, что недавно нарезал круги по площади перед магазином.