- Может, мы с этим... - она указала на Ростика, - полетаем в округе. Пусть еще пару косяков оты щет. Если он такой ловкий, можно будет и другие сейнеры сюда вызвать.
- Ты сама хочешь с ним теперь летать? - все еще хмурясь, спросила Синтра.
- Теперь-то я его и на шаг от себя не отпущу, - твердо решила Карб. - Я не против.
Рост едва не разулыбался. Теперь эти ребята говорили в его присутствии только на едином. Это имело какое-то серьезное для него значение, хотя... Об этом рано было еще рассуждать. - Куда же я вас посажу? - взъерепенился Джар.
- Я сяду рядом с тобой, - резковато ответила Карб, - а его посадим в башенку.
- Там пушки, туда не полагается сажать тех, в ком мы не уверены... Вдруг он пальнет?
Карб внимательно посмотрела на Роста. И решилась.
- Не пальнет. У него теперь другая роль, и он это понимает не хуже нашего. - Она еще раз подумала. - Впрочем, на всякий случай сними оттуда пушки.
Теперь Рост отлично понял, почему Джар так цыкнул на него, когда Рост потянулся к рычагам управления, боялся, что Рост может вывернуть из его рук машину и разбить ее о воду. - А Моичи?
И тогда, снова мобилизовавшись, почти незаметно для себя, Рост сообразил, что речь идет о летающих прозрачных китах. Для убедительности Джар пояснил:
- Я без башенных пушек от них не отобьюсь, со жрут они нас.
- Обещаю, что не стану палить без команды, - сказал Рост негромко. - И прозрачных китов тоже сумею отогнать, если их будет не слишком много.
Карб и Джар уставились на него, словно он никогда прежде с ними не разговаривал и они даже не подозревали, что он это умеет.
- Кто поверит обещаниям раба? - проскрипел Джар, но как-то неубедительно.
- Обещаешь? - переспросила Карб. Поверну лась к Джару. - Ну, если он нарушит свое слово, тогда его можно будет убить. А очень большого вреда он все равно не нанесет. Джар заворчал, уже внутренне признавая, что деваться некуда, придется довериться этому чудному чужаку. Потом оповестил:
- Тогда - что? Сменим загребных и полетели? - снова в его тоне прозвучали очень простонародные нотки.
Карб кивнула и пошла к антиграву, чтобы занять свое место. Рост облизнул губы, потому что ему вдруг захотелось пить, но последовал за ней. Кажется, он уже видел, куда пилот сунул фляжку с водой, а может, даже разбавленным каким-нибудь местным соком, хотя сомнительно, что на Валламахиси, где всего было очень мало, имелись какие-нибудь фрукты, из которых имело бы смысл давить сок. А если они и имелись, то оставались недоступными летчику такого невысокого ранга, как Джар.
Информацию о том, что есть какие-то "ненадежные", которую ему очень хотелось бы обдумать, следовало оставить на потом. Но сама эта мысль как-то согревала, внушала надежду... Пусть пока и призрачную.
Глава 5
Кажется, все началось с того, что Ростик почувствовал, причем довольно неожиданно, что море изменилось. Цвет, направление, рисунок и характер волн - все стало другим, более знакомым и в то же время более чужим. Ну, что волны изменились по сравнению с теми, к которым он привык за месяцы поиска рыбы, было не удивительно. Но то, что волны имели другой цвет и вид по сравнению с теми, которые он видел у Людомира, было для него неожиданностью. Хотя, если подумать, все было правильно.
Дома-то море он видел в заливе, а это, что ни говори, совсем другое дело, чем океан. Да и вообще, если бы он не прожил несколько лет в Храме на самом берегу, когда другой интересной "картины", кроме волн и неба вокруг, просто не было, скорее всего, он бы ничего не заметил.
Его отношения с Джаром и, что более важно, с Карб к тому времени продвинулись уже настолько, что Рост смело обращался к ним. Причем иногда так, что они только ругались, потому что не могли ответить и на половину его вопросов. А треть из них даже не понимали. Но хуже всего было то, что огромное количество своих слов теперь плохо понимал и сам Ростик.
Даже не потому, что они звучали необычно, резали слух, а порой отрицали тот смысл, который он привык вкладывать в эти же слова на едином, например, когда на них говорили аймихо. А потому, что эти слова, в силу их не всегда ясного представления, вызывали такие странные идеи и, следовательно, такие необычные предположения, что Рост терялся, когда его просили пояснить, что он имеет в виду. Кажется, он стал к этому даже привыкать и в какой-то момент принялся думать, что если хорошо понимает, что хочет спросить, тогда идея сама по себе не интересна, и если он подумает, то самостоятельно найдет ответ на любой вопрос. Как, например, по поводу изменившегося моря.
Когда в таких случаях он приставал к Джару, тот только хмурился. Синтра вообще зыркала на него так, что он только вытягивался, как новобранец перед командиром, к чему привык еще в бытность свою бессловесным рабом. А вот когда он все-таки решался поинтересоваться о чем-либо у Карб, она обычно отвечала, хотя и не так, как он ожидал. Она вообще оказалась наиболее информированной из трех его новоприобретенных знакомых и в большей степени, чем Синтра или Джар, была склонна к рассуждению, не замыкалась на ограниченной задаче, и потому разговаривать с ней было интересно.
По поводу его замечаний о море, например, она ответила:
- Подходим к Вагосу, ты правильно заметил. Только ты об этом особенно не распространяйся, все и так на взводе. - Почему? - снова поинтересовался Ростик. Они сидели, так сказать, за трапезой, ели свежевыловленных, только что хорошенько прожаренных с помощью солнечных зеркал рыбок-капистр, напоминающих крупных азовских бычков, вкуснее которых, пока они свежие, вообще не было.
Там нас расформируют, - отозвалась Карб по сле паузы.
Кого "нас"?
- Валламахиси. Все корабли, экипажи, и даже те бя это коснется, потому что... Наш общий командир, которого ты видел, тоже будет куда-то переведен. А значит, он может от нас отказаться, ведь мы выпол няем не слишком ответственную работу.
И Карб отчего-то погрустнела. Хотя, как Ростик думал, подобные перетряски должны были часто происходить в динамичном, склонном к постоянному движению обществе губисков. Она, как обычная женщина, легко привыкала к постоянству и определенно хотела, чтобы добытые привилегии и удобства не ускользали. Поэтому она и расстроилась, решил Рост. Про себя он подумал, что ему-то бояться нечего.