Наблюдение Горького о “двух голосах” Маяковского было на редкость точным. Через несколько недель после читки у Бриков Маяковский публикует статью “О разных Маяковских”, в которой представляется так, как ему кажется, его воспринимает публика: нахалом, циником, извозчиком и рекламистом, “для которого высшее удовольствие ввалиться, напялив желтую кофту, в сборище людей, благородно берегущих под чинными сюртуками, фраками и пиджаками скромность и приличие”. Но за двадцатидвухлетним нахалом, циником, извозчиком и рекламистом скрывается, объявляет он, другой человек, “совершенно незнакомый поэт Вл. Маяковский”, написавший “Облако в штанах”, – после чего приводится ряд цитат из поэмы, раскрывающих эту сторону его личности.
Спустя три года, после революции, Маяковский опишет “идеологию” поэмы следующими лозунгами: “Долой вашу любовь”, “Долой ваше искусство”. “Долой ваш строй”, “Долой вашу религию”. Подобной систематики или симметрии в поэме нет, но если идеологическое “ваш” заменить местоимением первого лица единственного числа, описание можно считать правильным:
“Облако в штанах” рассказывает об этих вещах, но не о “ваших” – то есть капиталистического общества, – а о моей, Маяковского, мучительной и безответной любви, моем эстетическом пути на Голгофу, моем бунте против несправедливостей, моей борьбе с жестоким и отсутствующим богом.
“Облако” – один сплошной монолог, в котором поэт протестует против внешнего мира, против всего, что является “не-я”. Начинается поэма дерзким самовосхвалением в духе Уитмена:
Уже здесь, в прологе, читателя готовят к резким перепадам чувств, которыми пронизана вся поэма:
В первой части поэмы рассказывается о любви к молодой женщине, Марии, одним из прообразов которой послужила Мария Денисова. Ожидая ее в условленном месте, Маяковский чувствует, что “тихо, как больной с кровати, спрыгнул нерв”, вот уже “и новые два мечутся отчаянной чечеткой”, такой свирепой, что в гостиничном номере этажом ниже, где они должны встретиться, падает штукатурка.
Когда Мария наконец появляется и объявляет, что выходит замуж за другого, поэт спокоен, “как пульс покойника”. Но это спокойствие вынужденное – кто-то другой внутри него стремится вырваться из тесного “я”. Он “прекрасно болен”, – то есть влюблен – у него “пожар сердца”. Подоспевших пожарных поэт предупреждает, что “на сердце горящее лезут в ласках”, и пытается сам тушить огонь “наслезнёнными бочками”. Когда у него не получается, он пытается вырваться из себя, опираясь о ребра, – “не выскочишь из сердца!” и не избавишься от вечной тоски по любимой: “Крик последний, – ты хоть – / о том, что горю, в столетия выстони!”
В следующей части настроение резко меняется: отчаявшийся поэт с горящим сердцем теперь выступает в роли футуристического бунтаря, который “над всем, что сделано”, ставит nihil:
Поэты, которые “выкипячивают из любовей и соловьев какое-то варево”, принадлежат прошлому, теперь “улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать”. Только новые поэты, которые “сами творцы в горящем гимне – шуме фабрики и лаборатории”, способны воспевать современную жизнь, современный город. Но путь Маяковского тернист. Турне футуристов представлено как путь на Голгофу: