Женщина кивнула.
— Я и сама когда-то мечтала стать писательницей, — сказала она. — И как раз, сейчас работаю над книгой.
Обе женщины сели. Уилльямс ощутил улыбку на своё лице, как что-то отдельное от себя — вроде тех восковых клыков, которые мальчишки надевают на зубы, чтобы выглядеть вампирами. И очень скоро он ощутил, что её улыбка постепенно тает — словно воск фальшивых зубов.
— Вам случалось продавать плоды своей литературной работы, миссис Мирс?
— Нет, однако я не отчаиваюсь, — с вежливой улыбкой ответила гостья. — Правда, в последнее время жизнь слегка осложнилась.
— Видите ли, — сказала Элен, нагнувшись поближе к Уилльямсу, — две недели назад скончался её сын.
— Мне искренне жаль, — смущённо отреагировал Уилльямс.
— Да нет, ничего ужасного, ему так даже лучше, бедному мальчику. Он был примерно вашего возраста — около тридцати.
— И что случилось? — машинально спросил Уилльямс.
— Бедняжка весил слишком много — двести восемьдесят фунтов, и его приятели не переставали потешаться над ним. Он мечтал стать художником. И даже продал по случаю несколько картин. Но люди насмехались над ним из-за его веса, и вот шесть месяцев назад он сел на диету. И перед смертью, в начале этого месяца, весил только девяносто три фунта.
— Господи, — сказал Уилльямс, — какой кошмар!
— Он сидел на диете — и никакими усилиями его нельзя было сдвинуть с неё. Что бы я ни говорила, он стоял на своём. Сидел безвыходно в своей комнате на этой проклятой диете и всё худел и худел — до того, что в гробу его попросту никто не узнал. Мне кажется, в последние дни своей жизни он был счастлив как никогда. Ведь для бедного мальчика это был своего рода триумф — такая победа над собой!
Уилльямс допил мартини. Чаша мрачных нью-йоркских впечатлений, копившихся на протяжении нескольких дней, теперь явно переполнилась. Казалось, тёмные воды смыкаются над ним. После своего приезда в Нью-Йорк он столько дел переделал, столько всего перевидал, столько пережил и с таким количеством людей успел пообщаться — и всё за какую-то неделю… Он свято верил, что вечер в доме Пирсонов вернёт его в божеский вид, а вместо этого…
— Ой-ой-ой! До чего же вы красивый молодой человек! — сказала миссис Мире. — Элен, отчего ты не предупредила меня, что молодой человек такой хорошенький? — Она повернулась к своей приятельнице с выражением почти серьёзного упрёка.
— Ха! Я-то думала, что ты и сама знаешь.
— Ах, в жизни он ещё обаятельнее, чем на фотографиях! Намного обаятельнее. Представьте, — продолжала щебетать миссис Мире, — в одну из недель своего диетования мой Ричард был невероятно на вас похож. Две капли воды! Да, это длилось почти целую неделю!
В памяти Уидльямса тем временем вдруг всплыло, как накануне он забежал в кинотеатр, где беспрерывно крутили журналы новостей. Забежал дать себе роздых между бесконечными посещениями редакций газет и журналов, а также всех и всяческих радиостанций. На экране он увидел мужчину, который собирался спрыгнуть с моста Джорджа Вашингтона; полицейские пытались уговорить его отказаться от своей затеи. Потом показали другого самоубийцу, где-то в другом городе. Он стоял на карнизе гостиницы, а толпа внизу улюлюкала и подзуживала его прыгнуть. Уилльямс опрометью кинулся вон из кинотеатра. Когда он выскочил на ярко освещённую улицу, под палящее солнце, окружающее показалось чересчур реальным, чересчур грубым — как это всегда случается, когда в одно мгновение выпадаешь из мира грёз в мир существ из плоти и крови.
— Да-а, вы кр-р-раасавец, молодой человек! — с упоением повторила миссис Мирс.
— Кстати, пока не забыла, — сказала Элен. — Здесь наш сын Том.
Ну да, Том! Уилльямс видел Тома однажды, много-много лет назад, когда парнишка забежал домой с улицы на время, достаточное для неспешной беседы. Светлая голова цепкий ум, воспитанный и хорошо начитанный. Словом, Том из тех сыновей, которыми можно гордиться.
— Теперь ему семнадцать, — сообщила Элен. — Он в своей комнате. Вы не против, если я приглашу его сюда? Знаете ли, мальчик угодил в немного неприятную историю. Вообще-то он хороший парень. Мы для него ничего жалели. А он связался с какой-то бандой в районе Вашингтон-сквер, обычное хулиганьё. Они ограбили магазин, и Тома схватила полиция. Это было месяца два назад. Господи, сколько волнений, сколько хлопот!.. Но теперь, слава Богу, всё уладилось. Ведь Том хороший парень. Да что я вам говорю — вы и сами знаете, Уилльямс. Ведь правда?
Она налила себе ещё мартини.
— Замечательный мальчик, — сказал Уилльямс и стрельнул взглядом в сторону её стакана.