Но были же люди, которые не сдались, сохранив собственный язык!
Эта мысль прочно вошла в разум Эвелины и не отпускала его в дальнейшем.
Механически она занималась в институте, автоматически общалась со знакомыми, не переставая думать о независимости. Изредка её отвлекали подруги-однокашницы. Лина отработанно чётко подсказывала им верный ответ, а сама, всё нетерпеливее, поглядывала на часы, словно спешила, сама не зная, куда и зачем.
Эвелина внимательно огляделась по сторонам и удивилась. Пока она думала, за это время ничего не изменилось. Та же аудитория с обшарпанными столами и расшатанными стульями, те же одногруппницы, тот же странноватый препод, уткнувшийся в свои бесчисленные бумажонки. Вроде бы всё как всегда, но в самом воздухе что-то изменилось, незаметно произошёл сдвиг в непонятную сторону. Воздух то тяжелел, то облегчался. То его можно было резать как масло, то чувствовалось, как в мозге циркулирует кровь, принося живительный кислород. Эвелина вдруг поняла, что время – придуманное людьми понятие для того, чтобы оправдать собственную лень. Если человек что-то не успел, заявляет, что ему не хватило времени! Если тяжело работать и лень двигаться, опять же – не хватило времени выспаться! А на самом деле она сидит тут уже часов шесть, не меньше, а по официальному времени – не прошло и двух часов. Эвелине показалось, что все присутствующие об этом знают, но не подают вида, а до неё, в целом мире, никому нет дела.
Но про Эвелину не забыли и продолжали заботиться о ней.
Во время обеденного перерыва Карина Львовна долго разговаривала по душам со своим одноклассником Сулимовичем. Чтобы попасть к нему, на другой конец города, пришлось использовать институтскую машину, отвлечь людей от личных дел и вообще, потратить массу энергии.
После обсуждения основной проблемы Карина Львовна пожаловалась старому другу на свою дочь. Она рассказала Льву Давидовичу обо всех конфликтах с Эвелиной, обо всех странностях дочери. Сулимович со вниманием выслушал школьную подругу. Он понимающе кивал, не перебивая, а в итоге выдал заключение:
– Твоя дочь переживает переходный возраст.
– Как это? С запозданием на десяток лет?
– Конечно, ты ведь сама не дала ей вовремя повзрослеть!
– Как раз наоборот, только я ослабила контроль, вот, пожалуйста! Начались фокусы и капризы! Она всё больше отдаляется от меня!
– Слушай, Карина, если желаешь добра дочери, то дай ей видимость свободы! Перестань опекать её во всём, позволь хоть что-нибудь сделать самостоятельно!
– Лёва, ты думаешь, так будет лучше?
– Безусловно, – подтвердил Сулимович и, сославшись на массу дел, попрощался.
Карина Львовна осталась недовольной советом друга. С чего он решил о неполноценности Эвелины? Да кто дал ему право так говорить? Какой-такой переходный возраст? Это совсем не то, это нечто иное!
Карина Львовна попросила шофёра заехать на переговорный пункт.
– Алло! – приветливо отозвался голос Олимпиады Самсоновны. – Линочка, ты?
– Нет, это мама Линочки твоей! – раздражённо ответила Карина Львовна.
– Ну, что надо? – интонация бабушки сразу высохла.
– Мама, с Линой творится что-то нехорошее! Она стала совсем другой: сердится без причины, но не кричит, не ругается. Наоборот, всё больше замыкается в себе! Она не спит ночами, ходит по дому, на вопросы не отвечает.
– А ты что же?
– Я её уговариваю. Она слушается, но ненадолго, затем снова как-то отключается и уходит в себя.
– А почему ты звонишь мне? Что ты за мать, если не можешь понять собственную дочь? Кому, как не тебе, она должна всё рассказать?
Карина Львовна закусила губу в негодовании.
– Карина! Ты мне говорила, что у неё кто-то есть?
– Не кто-то, а Алик! – Карина Львовна посмотрела на шикарную брошь. – Довольно-таки порядочный молодой человек!
– И что у них?