В свободное время Рим чертил, только ему ведомые графики и таблицы, высчитывал критерии достоверности и недовольный собой, отбрасывал ворох бумаг в сторону.
Шеф мало в чём помогал, по-прежнему называя изыскания аспиранта идеей-фикс, не взирая на положительные результаты.
– Рим Николаевич! Невозможно лечить шизофрению психотерапевтическим методом! Ведь это то же самое, что уговаривать младенца в утробе матери не рождаться на свет! В срок или чуть позже, он родится, даже если принять во внимание, что эмбрион понимает ваши аргументы. Да, в этом мире жить страшно, тяжело, плохо. В утробе матери спокойнее и беззаботнее, но рождаться-то надо! – с неизменно благожелательной улыбкой говорил шеф.
– Егор Степанович, а что если нет никакого младенца?
– Рим Николаевич! Это утверждение требует неопровержимого доказательства, – шеф сразу уловил смысл сказанного.
Рим тоже понял, и сам испугался собственной смелости.
– Много было реформаторов в психиатрии, даже философы появлялись, но воз и ныне там! Шизофрения остаётся шизофренией: буря эмоций кипит внутри больного, но нам она неведома! Пациент холоден, расчётлив и порой жесток.
– Вот я и хочу разрушить тот самый забор, которым отгораживается внутренняя личность больного от окружающего мира. Мало того, вывести человека из болезненного состояния раз и навсегда! – в запальчивости выкрикнул Рим.
– То есть, достичь ремиссии, – осторожно поправил профессор Васильчиков.
– Да нет же! Полного излечения! Я разработал целую систему реабилитации психических функций! – не мог остановиться Любимов.
– Рим Николаевич, всё это, безусловно, неплохо, но не забывайте об основной работе.
Рим раскрыл папку, отделил листы с исследованиями липидов мозга от основной работы и положил на стол шефа. Васильчиков мельком просмотрел и попросил оставить ему материалы для внимательного изучения. Дня на два. Рим так и поступил, оставив себе наброски к переводу статей в иностранные журналы.
Всякому человеку после такого события, наверняка бы: не спалось, не елось, не пилось, вообще не жилось. По существу, представлена к рассмотрению не просто теория и наука, по большому счёту – цель жизни. Но когда человек занят рутинным претворением мечты в реальность, ему недосуг поддаваться всякого рода переживаниям. Так спортсмен, настроившись на рекорд, теряет чувство неуверенности и страха, но приобретает азартный запал и продолжает действие, ничего не замечая вокруг. Его не шокируют кинокамеры, установленные со всех сторон, восторженные (и не очень) выкрики комментаторов и болельщиков, – всё вокруг перестаёт существовать, кроме его собственного внутреннего мира сгущенной энергии, направленной на достижение цели.
Рим привык самостоятельно достигать намеченных целей, сам себе ставил задачи, самостоятельно их выполнял. Но теперь оказалось, что он может далеко не всё. Рим обнаружил у себя огромные пробелы в образовании, не позволяющие претворить свою идею.
Стараясь наверстать упущенное, он засел за книги. Библиотекарь научного абонемента, имея огромный опыт общения с подобными субъектами, едва выслушав сбивчивый заказ, вынесла читателю целую кипу книжек и небольшую папку журналов, кратко ввела в курс дела: где, как и что искать. Рим сердечно поблагодарил приятную в общении женщину и занялся самообразованием.
Высшее образование предполагает владение общими положениями знаний во всех областях, а уж курс высшей математики предусмотрен в программе любого ВУЗа, включая ветеринарный факультет. В своё время, семь с небольшим лет назад, Рим успешно сдал зачёт и по интегралам, и по дифференциалам, справился с курсом программирования, но теперь всё это основательно подзабыл. Он, конечно, сумел выстроить статистические ряды, подсчитать критерии вероятности и определить погрешность, но чего-то не хватало, самой малости, именно этого мазка мастера, который придаёт гениальность произведению. Когда берёшь в руки научный труд, не имея начальной базы знаний, текст представляет собой бессмысленный набор умных фраз. Особенно это выражено в технических науках, так как зачастую одна и та же буква обозначает различные величины, и откуда что появляется? А куда всё уходит? Ничего непонятно. Чувствуется: написано грамотно, умно, ничего не скажешь, но видать – не для среднего ума! Но не сидеть же сложа руки! Рим вновь и вновь перелистывал учебник, что-то записывал, черкал, затем раскрывал журнал и проделывал с ним то же самое. Его глаза приобрели вид крайней рассеянности, как у разгильдяя-студента, рванувшегося грызть гранит науки за сутки до экзамена.