Гаррик взглянул на Лайану, но продолжал удерживать Илну. В его глазах была мука, но губы были сжаты в тонкую линию.
— Черворан! — крикнул Кэшел. — Посмотри на меня, или я оторву тебе голову!
Кэшел не кричал. Кэшел не угрожал.
Гаррик отодвинул Илну себе за спину и повернулся лицом к волшебникам, но краем глаза следил за Кэшелом, затем размял руки. У него была рана на всем протяжении мышцы правого плеча, но никто бы никогда не догадался об этом по тому, как он взмахнул рукой с мечом.
Стоявшие поблизости солдаты подбадривали себя. Некоторые из них прикоснулись к своему оружию, но быстро убрали руки, чтобы не спровоцировать то, что они почувствовали в воздухе.
Черворан и Двойник одновременно посмотрели на Кэшела. Их головы поворачивались медленно, будто они купались в меду.
— Там, где мы были, были люди-кошки, — сказал Кэшел. Теперь он не кричал, но было трудно разобрать слова из-за того, как невнятно они слетали с его одеревеневших губ. — Потом я увидел Илну, и они ушли. Куда ты отправил этих кошек, Черворан?
— Это тело должно жить, — сказал Двойник.
— Все остальное не имеет значения, — сказал Черворан.
— Я — Черворан! — хором произнесли оба волшебника.
— Черворан умер неделю назад, — сказала птица на плече Гаррика. — Существа, которых вы видите перед собой, — пара волшебников из места и времени, слишком далеких, чтобы их можно было себе представить. Они свалились сюда. Этот оживил труп Черворана.
Все уставились на птицу. Ее клюв не двигался, но Шарина была так, же уверена, как и в солнце, что слова в ее голове исходили от сияющего существа.
— Их бывший партнер свалился в море, — продолжала птица. — Забрав себе сокровище, которое эти двое вместе украли — тела моей расы, всех, кроме меня.
— Смотрите, — хором сказали зеркальные волшебники. Они указывали в сторону моря.
Стеклянная Крепость поднималась все выше из моря на трех хрустальных опорах. Она сделала шаг к земле с неторопливостью крадущегося богомола.
— Идет Зеленая Женщина, — сказали волшебники. — Но я раздавлю ее!
***
Плечо Гаррика пульсировало так, словно его лягнул мул. Теперь он этого не замечал.
— В бою всегда так, парень, — сказал Карус, его взгляд был сосредоточен на чем-то далеком во времени. — У тебя будет достаточно времени, чтобы потом почувствовать боль, или ее не будет, и в любом случае это не имеет значения.
— Мастер Кэшел, — сказала Птица. Как обычно, каждый мысленный слог, казалось, был вырезан из твердой стали. — Ты думал, что тот, кого зовут Черворан, взял тебя с собой для защиты?
— Да, сэр, — ответил Кэшел, вежливый с незнакомцем — даже с нечеловеческим незнакомцем, — даже сейчас, когда он был так близок к слепой ярости, каким Гаррик никогда его не видел. — Я думал, что должен был защищать его и принца Протаса. Разве не так?
— Не в том смысле, в каком ты думаешь, Мастер Кэшел, — ответила Птица. — Ему нужен был подарок-двойник, чтобы он мог с помощью своего искусства переложить опасность с себя на другого двойника. То есть, на твою сестру и ее спутников.
— Это было необходимо, — сказали волшебники. — Любая цена, которую вы, люди, платите, чтобы сохранить меня, ничего не стоит. Смотрите!
Они снова указали на Стеклянную Крепость, приближающуюся к суше. Гаррик знал, что глубина воды так далеко от берега составляет, по меньшей мере, тысячу футов. Сверкающая масса была больше, чем он предполагал, намного больше пещеры, в которой жили Птица и ее люди.
— То, что вы видите, тонкое, как мыльный пузырь, — сказала Птица со своим обычным бесстрастием. — Но оно существует сразу во многих вселенных, так что ничто в этом мире само по себе не может причинить ему вреда.
— Только я могу победить Зеленую Женщину, — сказали волшебники. Их парные голоса слегка отличались по тембру, создавая пронзительный диссонанс, даже более неприятный, чем эти голоса по отдельности. — Два человека, которые умерли, не имеют значения. Количество мертвых людей не имеет значения. Я...
Гаррик вытащил позаимствованный меч, длинное оружие кавалериста, похожее на то, которое Карус носил при жизни, и которым принц Гаррик научился пользоваться под руководством своего древнего предка. Меч плавно вышел из ножен, несмотря на ослепляющий укол боли, когда лезвие вышло наружу, и правая рука Гаррика поднялась выше плеча.
Кэшел уже двигался, выставив посох, как таран. Его левая рука пошла вперед, и вся сила его массивного тела была вложена в удар. Железный наконечник был на расстоянии вытянутой руки от распухшего, улыбающегося лица Черворана, когда замер на месте.
Кэшел застыл, словно окаменев; его крик, выражавший усилие, закончился сдавленным хрюканьем. Рубиновый свет озарил воздух.
Гаррик описал мечом свистящую дугу. Его тело покалывало, как это было за мгновение до того, как молния ударила в дерево неподалеку, когда летняя гроза пронеслась по пастбищу, пока он наблюдал за стадом. Лезвие остановилось над головой Двойника; он не мог заставить лезвие двигаться дальше. Гаррику показалось, что его похоронили в горячем песке, песчинки по отдельности поддавались, но вместе весили больше, чем могло выдержать даже его сильное молодое тело.
— ... раздавлю Зеленую Женщину! — сказали волшебники. — Я буду Богом!
Они повернулись лицом к приближающейся крепости, подняв свои атаме. — Я один имею значение! — пронзительно кричали они. — Я буду Богом!
Глава 17
Илна наблюдала, как Стеклянная Крепость приближается к ним. Несомненно, это был самый сложный — и потому прекрасный — узор, с которым она сталкивалась в бодрствующем мире, хотя, погружаясь в свои грезы, она мельком видела нити самого космоса. Иногда Илна даже заходила по этим нитям достаточно далеко, чтобы представить себе существование самой Ткачихи за Ее работой.
Рассматривая себя как ниточку в чужом узоре, Илна почувствовала, как ее губы изогнулись в кривой улыбке. К ее удивлению, теперь многие вещи казались ей забавными. Это само по себе позабавило ее.
Все говорили, но почти никто, казалось, не слушал. Поскольку Илна молчала, никто не обращал на нее внимания. Она привыкла к этому, и действительно, это было то состояние, которое она предпочитала.
Волшебники, которые были ответственны за смерть ее семьи, поставили упавшую жаровню на треногу, и подожгли древесный уголь искрой волшебного света. Они пели, по-видимому, заклинания, не обращая внимания на окружающих их людей.
Илна посмотрела на их мертвые, одутловатые лица. Мертвыми, конечно, были только тела. Нечеловеческая искра внутри них использовала плоть просто для передвижения, являясь частью реального существа не больше, чем моряк является частью своего корабля.
Моряк… Что ж, Чалкус никогда не сомневался, что когда-нибудь умрет. Мерота сказала бы то же самое, если бы ее спросили, хотя, вероятно, она была слишком мала, чтобы понять, что это значит. Хотя, возможно, и нет: она была умным ребенком и находилась рядом с Илной и Чалкусом в тех местах, где смерть была более вероятным исходом, чем жизнь для всех них.
Пока Черворан пел со своим Двойником, Илна вспомнила ощущение холодной восковой плоти, когда она вытаскивала волшебника из погребального костра, который в противном случае поглотил бы его. Что бы случилось, если бы она позволила огню взять свое? Конечно, эта плоть, эта форма не напустила бы Коэрли на Илну и ее семью; но изменило бы это результат? Когда существо из хрусталя двинулось к ним со стороны моря, было легко представить себе огненное существо, стоящее лицом к нему, и весь остров под почерневшей пустошью.
Эта закономерность была за пределами понимания Илны. Что она знала с ясностью, которую никто из ее друзей и представить себе не мог, так это то, что существует некая закономерность.
Шарина схватила Кэшела за левое запястье обеими руками и попыталась пошевелить его. Он оставался застывшим, таким же неподвижным, как солнце в зените на бледном небе. Шарина обернулась, поймала взгляд Илны и воскликнула: — Илна? Ты можешь что-нибудь сделать? Теноктрис говорит, что не может.