— Вы ничего не сможете сделать, ваше высочество, — сказал Тадаи, но его протесты потеряли свою ожесточенность. Он не был с ней согласен, но теперь уже знал, что она не сдвинется с места.
— Пусть меня видят, Тадаи, — ответила Шарина. Она улыбнулась; это было не то, что мог понять такой человек, как Лорд Тадаи. — Войска могут видеть, что я наблюдаю за ними, когда они сражаются, чтобы спасти королевство.
Хотя спасение было в руках Двойника, по крайней мере, на данный момент. Если волшебник потерпит неудачу, армия в лучшем случае задержит атакующие растения.
За ночь было привезено еще больше дров, кустарника и более тяжелых брусьев; они заполнили траншеи перед бруствером. Это продержится какое-то время, и мечи солдат задержат врага на еще какое-то время. Маршем по острову прошла фаланга; возможно, ее двадцатифутовые пики окажутся более полезными, чем более короткие копья регулярной пехоты.
Но после этого человеческие ресурсы будут исчерпаны. Без Двойника это был просто вопрос того, насколько быстро смогут передвигаться адские растения, и сколько еще их выйдет из моря. Хотя после вчерашнего триумфа волшебника были ли какие-то основания опасаться неудачи…
— Прошу меня извинить, милорд, — сказала Шарина, выходя из палатки мимо дворянина. — Скоро рассветет, и я хочу предварительно поговорить с Теноктрис.
Они с Тадаи обсудили все, что можно было сказать о местонахождении Шарины. По правде говоря, у нее не было никаких важных дел с Теноктрис. Но старая волшебница была другом в том смысле, в каком Лорд Тадаи — каким бы он умным, умелым и абсолютно преданным, ни был — он никогда не смог бы быть другом тому, кто никогда не забывал, что она была воспитана как крестьянка.
Теноктрис тоже была дворянкой, но все, что ее когда-либо заботило, — это учеба. Она провела большую часть своей жизни на чердаках и в пыльных подвалах библиотек, не обращая внимания на окружающее и совершенно не имея представления о рождении и семье. Тадаи был пухлым, холеным и подчеркнуто культурным человеком. Подобно Уолдрону, дворянину совсем другого сорта, Тадаи был храбрым и трудолюбивым, но, ни один человек не мог взглянуть на другого человека, не определив сначала, какое место этот человек занимает в социальном укладе.
Друзья равны. Шарине было не более комфортно от почтения Тадаи, чем от того, что он игнорировал бы ее, если бы она обслуживала столики в гостинице своего отца.
В палатке не было жаровни с древесным углем, но дюжина свечей для освещения и бдительные Кровавые Орлы, присутствовавшие по приказу Аттапера независимо от того, кто разговаривал с Шариной, должно быть, согревали помещение больше, чем она предполагала. Промозглый морской ветер оказался сильнее, чем она ожидала. Она обхватила себя руками и направилась обратно в палатку, чтобы утеплиться.
— Вот, пожалуйста, Принцесса, — сказал рядовой Лирес, один из охранников. Он взмахнул плащом, который, должно быть, принес из гардероба в занавешенной прихожей палатки. — Я подумал, что он вам понадобится, поэтому прихватил его.
— Во имя Богоматери, дружище! — запротестовал Тадаи. — Прояви хоть немного уважения к своему правителю.
— Плащ согреет меня, и это самое лучше, — ответила Шарина, позволяя солдату помочь ей надеть одежду. Офицеры Кровавых Орлов были дворянами, но даже они не были придворными. Лиресу не пришло и в голову, что отдать Шарине плащ было не важнее, чем сделать это подобающим образом.
Это была официальная одежда из черного бархата с подкладкой из малинового шелка. Это не помешало ей блокировать холодный бриз так же хорошо, как это могла бы сделать более грубая и дешевая ткань. Шарина подошла к тому месту, где Теноктрис сидела на земле, скрестив ноги. Один из охранников волшебницы расстелил под ней свое полупальто, хотя Шарина была уверена, что Теноктрис и в голову не пришло попросить об этом. Она нарисовала фигуру на поверхности грязи; при таком освещении Шарина не могла описать ее форму, не говоря уже о словах силы, начертанных вокруг нее. Пожилая женщина подняла глаза, когда Шарина приблизилась.
— Вы что-нибудь узнали? — спросила Шарина, присаживаясь на корточки рядом со своей подругой.
— Я чувствую себя мышью между двумя гранитными горами, — ответила Теноктрис со своим обычным веселым смирением. — Я могу видеть...
Она взмахнула бамбуковой палочкой, которую держала в руке.
— ... структуры, назовем их так, которые готовят Черворан и Зеленая Женщина, но пока они не начнут действовать, у меня нет возможности судить об их намерениях.
Она усмехнулась. — За исключением того, что маловероятно, что Зеленая Женщина планирует что-либо, что принесет пользу человечеству, — добавила она. — И я еще, более чем, немного сомневаюсь насчет Черворана.
Шарина посмотрела туда, где стоял Двойник, опустив голову, на одном конце своего зеркала. Установленные столбы и брезент осталась, трепеща на ветру, хотя серебро исчезло в земле.
— Он двигался со вчерашнего сражения? — тихо спросила Шарина. Затем она добавила: — Я ни разу не видела, как он ест.
— Нет, — ответила Теноктрис, не уточняя, на какой вопрос она отвечает. — Он скоро придет в себя. Уже почти рассвело, и я могу...
Она посмотрела на небо, слегка посеревшее, хотя самые яркие звезды все еще были видны.
— … почувствовать, как смещается равновесие. Жаль, что я не могу по-настоящему описать то, что я вижу, Шарина, но, полагаю, это не имеет значения, поскольку я сама не знаю, что это значит.
— Они идут! — проревел солдат. Горны и трубы пронзительно затрубили в ответ. Насколько Шарина могла судить, вся армия уже заняла позиции за земляными валами. Она снова обняла свою подругу и встала.
Приближался прилив, а вместе с ним и темные уродливые глыбы. Еще больше адских растений появилось дальше в море. Они простирались так далеко вдаль, что Шарина не могла отличить их очертания от очертаний волн. Пена летела вглубь острова, подгоняемая морским бризом.
Двойник встряхнулся, как собака, спасающаяся от сильного ветра. Он одарил Шарину ухмылкой своими толстыми губами, затем ткнул своим атаме в землю.
— Эуламон, — выкрикнул он. — Рестаутус, рестаута зероси!
Когда прозвучали слова силы, голубой магический свет холодно замерцал на земле перед ним. Поднялся ветер, и без того сильный. Он гнал пыль, листья и туман.
— Бенчуч, бачуч, чуч... — пропел Двойник те же слова, что и накануне. Он поднял острие своего атаме; серебро поднялось из почвы, в которую оно погрузилось в конце битвы предыдущего дня. Солнце, поднявшееся прямо над горизонтом, вспыхнуло красным светом на металлической пленке. — Усири, аги усири!
Некоторые солдаты начали аплодировать. Звук был рассеянным, но не было никаких сомнений в том, что он был.
Теноктрис посмотрела вниз по склону. Солнце разбрасывало тени приближающихся адских растений длинными размытыми массами.
— Я думаю, что это первый раз, когда я слышу, как обыватели приветствуют волшебника, — сказала она задумчиво.
— Это всего лишь войска, которые были здесь вчера, — сказала Шарина. — Те, кто выжил в битве.
— Да, ну что ж... — отозвалась Теноктрис. Она криво улыбнулась Шарине и пожала плечами. — Я начала говорить, что надеюсь, завтра будет еще больше приветствий, но, думаю, вместо этого я просто буду надеяться на лучший результат.
Шарина открыла рот, чтобы спросить, что бы это могло быть. — А, — сказала она вместо этого, кивая. Если бы Теноктрис знала, каков наилучший результат, она бы сказала об этом. Глядя на Двойника, на его восковое лицо, ухмыляющееся, как у плохо вылепленной куклы, она поняла, почему Теноктрис не хотела прямо надеяться на победу этого существа.
Зеркало было готово, серебристое мерцание было таким же четким, как острие меча. Несмотря на то, что солнце все еще стояло низко, металл создал точку света, которая остановилась на растении на самом южном конце линии атаки. Существо начало дымиться, но туман сгущался.
Что-то пронеслось мимо Шарины по ветру. — «Паучий шелк», — подумала она; паутинка; одна из тысяч нитей, дрейфующих с моря. Она часто видела подобное весной: из мешочков с яйцами вылуплялись крошечные паучки, и плыли по лугам, подвешенные на длинных шелковых нитях. Но эта прядь, множество прядей рассыпались по рукам и волосам Шарины. Они взлетали вверх по склону в количестве, превосходящем все, что было на ее памяти. Они не походили на пауков, и, казалось, были созданы из более грубого растительного материала, а не из шелка. Легкий ветерок перенес их на зеркало, где они прильнули, извиваясь по металлу и соединяясь, будто ветер сплетал их.