— Хватит валяться, тюлени пережравшие, тут вам не пляж. Рота, в шеренгу становись! Смирно!
Мысленно расчленяя мучителя на субатомные элементы, замираем, предчувствуя недоброе. И точно, он командует:
— Прошло время обеда, наступило время любви, неистовой и горячей! Предмет любви — полоса препятствий. Любить будете по очереди, парами и группами, до вечера. Чемпионы получат увольнительную в город. Проигравших закопаем там, где свалятся. Вопросы есть? Напра-во! На полигон, бегом — марш!
Еще один куплет, и я ему врежу!
Густой слой грязи и лужи на дне траншеи. Барьеры высотой в два роста. Брусья, заботливо намазанные солидолом. Нагромождение бетонных глыб с торчащими кусками арматуры. Ямы, заполненные горящей нефтью. Лестницы из обрывков ржавых цепей и колючей проволоки. Полоса препятствий имени сержанта Както. Мы гробимся на ней третий час. Пот перемешивается с сажей, глиной и ржавчиной. Дивная боевая раскраска, отличный камуфляж. Кровоточащие царапины уже не в счет. Четверо выбывших: вывих с разрывом связок, глубокие порезы, перелом и ожоги. Сержант только ухмыляется:
— Пусть лучше оторвет руку здесь, чем голову в бою. Согласен, рядовой Тулип?
— Так точно, сэр! Солдат без головы не сможет носить каску — грубое нарушение формы одежды, сэр!
— Остришь, рядовой? А ну-ка еще разик прошелся на старт. Двигай псевдоподиями!
— Сэр, у меня не псевдо…
— Когда пройдешь полосу меньше чем за пятнадцать минут, тогда назову твои культяпки по-другому. А пока — шевели тем, что есть. Живо-живо! — гад щелкает кнопкой секундомера.
По дороге на ужин никто не поет.
В казарме перед отбоем вялое брожение. Рядом со мной, спасибо сержанту за сегодняшние зверства, освободилась койка. Астер перебирается на нее. Сил осталось — только до подушки добраться. Переговариваемся нехотя, вполголоса:
— День прошел, и фиг с ним!
— Что у нас завтра?
— Как обычно: до обеда — плац, после обеда — ад!
— Чего нас так гоняют?
— Я малость покопался в файлах Както. Ждут генеральский смотр на следующей неделе.
— Е-мое, это ж еще шесть дней минимум… я сдохну!
— Строевая и стрельбы еще туда-сюда, но эта долбаная полоса — убийство в чистом виде.
— Как там ребята, не слыхал?
— Двоих отправили в окружной госпиталь, здесь не починят.
— Не повезло. Вместо танцулек в увольнении — гипс и обожженная шкура.
— Ловко сержант придумал. Кнут и пряник творят чудеса: парней наизнанку выворачивает, а все равно: лезут на этот чертов аттракцион, как муравьи на сахар. — Астер хмыкнул. — Кстати, Тулип, ты, когда своих мышек в лаборатории мучил, что им для приманки в лабиринт подкладывал?
— …
— Эй, приятель, спишь, что ли?
— Тихо, есть мыслишка одна. Не спугни. Завтра поговорим. Оставайся со мной полы драить в спортзале.
— Договорились.
— Тогда отбой.
Восемь часов тишины, нарушаемой лишь храпом, сонным бормотанием, звоном ведер и хлюпаньем мокрой тряпки: трудится дежурная смена.
— Ну, что ты задумал? — Астер нетерпеливо теребит меня за рукав: занятия по рукопашному бою закончились, рота утопала в столовую, и мы остались одни в гулком зале. — Только не говори о повышении интеллекта Както. Не поверю в твою доброту, да и повышать там нечего!
Согласно хмыкаю:
— Нет, конечно. Я подумал вот о чем: аксонные связи обеспечивают не только высшую нервную деятельность. На них еще завязаны штучки попроще: рефлексы, координация движений, глазомер и скорость реакции.
— Ну и что?
— А то, что мои мышки так лихо проходили лабиринт не только потому, что стали лучше соображать. САС заставили их быстрее реагировать на раздражители, они увереннее ориентировались в пространстве, двигались шустрее, чем прежде.
В глазах Астера зажигается огонек понимания:
— То есть ты хочешь сказать, что полоса препятствий…
— Конечно! Стимуляторы — ключ к выживанию в этом заповеднике садизма.
— И где ты их возьмешь? Фон Клее вышлет посылкой?
— Меньше сарказма, больше доверия, дружище, смотри сюда, — я достаю из кармана плоскую коробочку и подбрасываю на ладони, — что скажешь на это?
— Это… то, что я думаю? О чем ты говорил? САС?! Можно посмотреть?
— САС, САС, не ори ты так… — раскрываю коробку и передаю ему.
Астер чуть ли не выхватывает ее и жадно разглядывает содержимое: в ячейках лежит дюжина шариков размером с горошину из армированного силикагеля. Материал почти прозрачный, с легкой опалесценцией. В глубине, на просвет, различима паутина проводников и темно-зеленые крапинки бескорпусных интегральных схем. Наружу выходят игольчатые контакты — три заостренных волоска. По-моему, внешне это больше всего похоже на заурядный набор булавок. Тем не менее приятель теряет дар речи. Легонько встряхиваю его: