Выбрать главу

Итак, я сидела за рабочим столом этим утром, погруженная в метеорологические таблицы, составляя сводки, которые я делаю каждые полчаса во время своей программы. Мой первый выход в эфир в шесть тридцать, так что в десять минут седьмого я отправилась на второй этаж в гримерную. На втором этаже происходит все самое важное. Здесь находится студия, техническая галерея, гардероб и гримерные, Зеленая гостиная и главный офис, куда поступают все жалобы и предложения. Пока я шла по покрытому ковром коридору, двери вокруг открывались и со стуком закрывались и коллеги с возбужденным видом пробегали мимо меня в обоих направлениях, сжимая в руках папки. Я заглянула в Зеленую гостиную, где сотрудники и участники программы в полукоматозном состоянии раскинулись в кожаных креслах, в то время как Джин, всегда доброжелательно встречавшая гостей, пыталась ободрить их с помощью чашечек растворимого кофе «Кенко».

– Датское пирожное? – спрашивала она. – А может, пшеничную лепешку?

Кто-то прибежал с галереи с криком: «Черт побери, где же Фил? Где Фил? Ты Фил? Хорошо – иди!» Тут было слишком шумно.

– …кто-нибудь может вызвать Татьяну?

– …может, вы предпочитаете «Эрл Грей»?

– … старушка-прорицательница потеряла свой хрустальный шар!

– …у меня есть превосходный «Ассам».

– …у Софи немного помят пиджак.

– …скейтбордист только что пришел!

Так что попасть в гримерную – все равно что очутиться на небесах после всего этого хаоса. Там Икбол и Мэриан преображают наши побледневшие из-за недосыпания лица, чтобы мы достойно предстали перед камерой. Я села в откидное кресло, а Икбол (мы называем его Икки) набросил мне на плечи нейлоновую накидку в цветочек и, зачесав назад, заколол мои короткие темные волосы. На столике передо мной тесными рядами разложены тюбики, коробочки с компактной пудрой, тени для век, помады, гребни и расчески. Флаконы с лаком для волос поблескивают в свете театральных ламп, сияющих вокруг зеркала.

– Готов зашпаклевать меня? – с кривой улыбкой спросила я, разглядывая свое изнуренное лицо.

– Ты выглядишь немного усталой, – заботливо сказал он. – Наверное, кутили вчера вечером?

– Да, у меня была годовщина свадьбы – мы ходили поужинать en famille.[9]

– Как чудесно, – мягко сказал он.

– Да, все было чудесно, – согласилась я. – Или во всяком случае могло бы быть… Дело в том, что с Икки и Мэриан всегда хочется поговорить, открыться им. Они оба спокойные, доброжелательные, умеют посочувствовать. Такое ощущение, будто ты сидишь не в кресле гримера, а у психотерапевта, и тебе хочется поделиться всеми своими проблемами. И пока они творят чудеса с твоим поникшим лицом, ты воображаешь, будто они могут исцелить тебя и изнутри. И я чуть не рассказала им, что не получила такого уж большого удовольствия вчера вечером, потому что моя старая подруга Лили бросила эту странную фразу о моем муже, и с тех пор я пытаюсь понять, что бы это значило. Из-за этого, а еще из-за количества выпитого я не смогла уснуть.

– Сколько лет ты замужем? – спросила Мэриан.

– Пятнадцать, – ответила я.

– Bay, – пробормотала она. – Ты, наверное, рано вышла замуж?

– Да, – вздохнула я. – Рано.

– Пятнадцать лет, – задумчиво повторила она. – Что ж, я тоже, в конце концов, уже восемь лет замужем.

– И мы с Уиллом уже пять лет вместе, – заметил Икки, нанося тушь на мои бесцветные ресницы. – Хотя, – печально добавил он, – у нас бывали свои взлеты и падения. Но пятнадцать лет – это потрясающе. Неудивительно, что вы захотели отметить.

– Да, конечно, разве что произошло нечто странное… – начала я. – Видите ли, не знаю, что вы об этом подумаете… – Тут я резко оборвала фразу на полуслове, так как в гримерную вошел Терри – ему понадобилось припудриться. И пока он сидел там, ворча на Софи, я сделала вид, будто полностью погрузилась в сценарий, игнорируя своего коллегу, как всегда в подобных случаях. Десять минут спустя, принаряженная и похорошевшая, готовая предстать перед камерой, я вошла в студию. Она напоминает собой отдел мягкой мебели в провинциальном универмаге. Там стоят два больших розовых клетчатых дивана с мягкими подушками и кофейный столик из дымчатого стекла. На стенах висят бледные гравюры, а полки со стильным орнаментом украшены композициями из шелковых цветов. На задней стене – вид Лондона; с одной стороны – небольшая сцена, а рядом – моя метеорологическая карта. Я пробиралась к ней, лавируя между камер, перешагивая через толстые кольца электрокабеля, стараясь не удариться головой о низко свисающую арматуру. Было жарко. В студии всегда жарко из-за всех этих прожекторов. Только что пошел перерыв на рекламу, и Терри воспользовался случаем, чтобы закатить одну из своих истерик.

– Послушай, Софи, я же говорил тебе, что с левой стороны сижу я, – заныл он.

– При всем моем уважении к вам, Терри, не могу понять почему? – любезно отозвалась она. – Почему? – переспросил он. – Почему? Да потому, что я уже десять лет сижу с левой стороны и не вижу необходимости менять ради тебя свои привычки.

Я знала, почему он хотел сидеть с этой стороны, – он убежден, что освещение здесь лучше и так он выглядит моложе.

– Ну, я действительно не понимаю, какое это имеет значение, Терри, – вставая, устало сказала Софи. – Но если это так важно для вас, тогда, конечно, пожалуйста, садитесь.

Звукоинженер закрепил микрофон на моем лацкане, а я приладила наушники и заняла свое место перед картой. Я услышала, как редактор объявил об окончании рекламы, прозвучала музыкальная заставка, Терри повернулся к камере и сказал: «Мы снова приветствуем вас, вы смотрите утренний выпуск новостей! А теперь – изменяло ли послание из загробного мира вашу жизнь?»

Интервью со старушкой-прорицательницей прошло довольно сносно, затем последовало сообщение о спортивных новостях, потом репортаж о принцессе Анне и спасении детей. Наконец подошла очередь Софи. Она готовила интервью о кисте яичников (между прочим, интервью получилось интересным, так как гинеколог был настоящим профессионалом). Прошла лишь половина сюжета, Софи просто сделала паузу между вопросами, как вдруг, к моему изумлению, вмешался Терри.

– Какая же погода ждет нас сегодня? – спросил он, во весь рот улыбаясь в первую камеру. Я заметила удивление на лице оператора. – А теперь – Фейт!

Он сделал это намеренно, чтобы урезать время Софи в эфире. Он не только украл у нее свет прожекторов, он пошел на явный грабеж среди бела дня. Как только ему кажется, что она слишком долго говорит, он обязательно вмешивается. Особенно если она делает что-нибудь серьезное – берет интервью на медицинские темы или освещает текущие события. А когда Даррил пытается сказать ему об этом, встречая после передачи, он смотрит на Софи с выражением оскорбленной невинности и говорит: «О! Извини, Софи, я думал, что ты закончила». Я просто ненавижу, когда Терри поступает подобным образом, и не только потому, что это само по себе отвратительно, но это означает, что меня внезапно пускают в эфир без всякой подготовки. Красный свет зажигается над второй камерой, и вот я прямо перед зрителями.

– Доброе утро! – сказала я и улыбнулась как можно приветливее, чтобы скрыть свое раздражение после выходки Терри, к тому же – чем хуже погода, тем шире моя улыбка. – Боюсь, что прогноз сегодня не слишком приятный, – начала я и повернулась к карте. – Снег, выпавший по всему региону вчера, перешел в дождь со снегом и превратился в слякоть, а так как температура падает, велика вероятность появления гололедицы, так что будьте осторожны на дорогах, – добавила я, нажимая на переключатель и различая в наушниках сильный шум на галерее.

– Терри ублюдок!

– Скорость ветра увеличивается на юге и юго-востоке…

– …он урезал ее интервью на две минуты!

вернуться

9

В тесном кругу (фр.).