Пять лет назад здесь уже горели штабеля, дым вдоль реки стоял стеной. Маленький Симка пришел с мамой на берег, нельзя было пропустить такое пугающее, но притягательное зрелище. Народ толпился на высоком берегу, и от этого берега к другому, к пожару, густо шли лодки с теми, кто решил храбро бороться с огнем… Потом говорили, что во всем виноваты мальчишки, разложившие среди бревен костер… Если устроишь такую жуть, никто тебя не простит – ни Высшая Сила, ни мама, ни милиция!
Симка схватил фанерную крышку, заколотил ей по горящим щепкам, раскидал их по песку. Бесцветный огонек мстительно чиркнул Симку по ноге, как раз по косточке, которая уже пострадала сегодня. Симка взвизгнул, затанцевал. Потом схватил линзу, поднял ее к животу, выдернул пробки и, выгибаясь назад от тяжести, начал тугими струйками поливать шипящие остатки костра. Наверно, со стороны могло показаться, что мальчишка гасит огонь самым простым, именно мальчишкиным способом. Только непонятно, откуда сразу две струйки (Симка, несмотря на боль в ноге, хихикнул).
Ослабевшими струйками Симка полил обожженное место на ноге, боль утихла. Ставшую легонькой линзу Симка спрятал между бревнами – не тащить же с собой в больницу. Песком закидал обгоревшие щепки и бумагу. Всё. Никаких следов преступления. Симка через плечо глянул на дальний берег, на музей. Ого!.. Когда занят важным делом, время теряет нудную тягучесть и бежит в пять раз быстрее. Было уже без десяти двенадцать.
Соня и Тони Мак-Тэвиш Ливи
Вот повезло! Теперь в больничной приемной дежурила не вредная Василиса, а жизнерадостная Катя. Такая молодая, что все ее так и звали – Катя. И Симка.
Ворчать на Симку Катя не стала, сказала, что тут же отнесет передачу и попросит маму пройти к коридорному окну. Симка отдал ей бутылки с молоком и кефиром, баночку с медом, который посылала от себя тетя Капа, и пачку печенья «Крокет» – ее он сам купил для мамы и Андрюшки. В полегчавшей сумке остался лишь кусок коры для кораблика.
Катя ушла. Симка выскочил в переулок, встал на краю тротуара и задрал голову.
Наконец крайнее окно на втором этаже распахнулось. И вот она, мама… У Симки от ласковости заскребло в горле. Каждый раз так…
– Здравствуй, – сипловато сказал Симка и замигал.
– Здравствуй, мой хороший. Ну, как ты там? – Мама всегда говорила эти слова, и Симка тоже отвечал одинаково:
– Мама, все в порядке, честное слово.
– Тетя Капа хорошо тебя кормит?
– Во! – Симка ладонью погладил воображаемый вздувшийся живот. В ответе была некоторая хитрость, но не волновать же маму.
– Спасибо за печенье. Андрюшка сразу вцепился, грызет…
– Мама, а где он? Принеси, а?
– Сейчас…
Через минуту мама вернулась с Андрюшкой, поставила его на подоконник, крепко держа за бока. Тот продолжал бодро грызть печенюшку. И улыбался. До чего же родной братишка, так бы и прижал к себе…
– Андрей, привет!
– Андрюшенька скажи: «Здравствуй, Сима».
– Хвах Хима, – выговорил Андрюшка неразборчиво – по причине малого возраста и набитого рта.
– Я тебе вертушку сделаю, когда вернешься, – пообещал Симка, опять ощутив царапанье в горле.
– Скажи: «Сима, спасибо»…
– Хима сива…
Мама, конечно, учуяла Симкино настроение.
– Наскучался ты, бедняжка…
Симка не стал отпираться:
– Конечно… Когда выпишут-то?
– Обещают через неделю.
– У-у…
– Ну что ты! Это совсем скоро. Не успеешь оглянуться…
И оба замолчали. Симка затоптался, поддавая коленями сумку. Вот так всегда: ждешь встречи, а потом скажешь несколько фраз – и вроде бы говорить больше не о чем. Тем более, что голосовые связки делаются будто распухшие…
– Чем сегодня будешь заниматься? – спросила мама.
– «Человека-амфибию» почитаю. А еще дядя Миша просил помочь прибраться в сарае, дрова переложить… А вечером схожу на школьную площадку, там ребята в футбол играют…
– Допоздна-то не гуляй…
– Нет, что ты…
– Ну, беги…
– Ага, – сказал Симка. Но не уходил. – Мам… а Соня…
– Ох, чуть не забыла! Она просила тебя подойти к забору, к вашей щели.
– Мама, до завтра! Андрюшка, пока!
У больницы был обширный двор, и задний край его выходил на улицу Лесосплавщиков, которая тянулась параллельно Односторонке, в квартале от нее. Симка свернул за угол, прошагал вдоль высоченного забора и остановился у знакомой, чуть перекошенной доски.
Изнутри двора у забора густо росла желтая акация. Угодившие в больницу ребятишки иногда проникали в эти заросли и раздвигали в заборе полуоторванные доски, чтобы повидаться с навестившими их друзьями-приятелями. Взрослые такое дело, конечно, не одобряли (больница-то ин-фек-ци-он-ная!), а сторож дядя Матвей мог даже огреть хворостиной: «Вот ты больной, а я тебя сейчас вылечу!» Но, свобода, как говорится, дороже…
Соне, как и Симке, было одиннадцать лет. Она приехала на каникулы к своему дядюшке из Тобольска и почти сразу «угодила в это медицинское учреждение». На неделю раньше Андрюшки. Дома у нее был почти такой же маленький брат, по которому она, конечно, скучала. И поэтому она стала возиться с Андрюшкой, помогать его маме и подружилась с обоими. Однажды мама сказала Симке:
– У нас в палате есть девочка, очень хорошая. Ты не мог бы принести ей какую-нибудь книжку?
– Какую? – буркнул Симка. Не хватало ему еще забот о «хороших девочках». – Я же не знаю, какую ей надо…
– А поговори с ней сам… Соня, иди сюда!
Из-за маминого локтя возникло существо с тонкой шеей и лопоухой головой в рыжей панамке. Из-под панамки торчали очень короткие светлые прядки – видать, девчонку остригли в больнице (хорошо хоть, что не наголо!).
– Здравствуй, Сима, – тонко сказала она через подоконник, и даже снизу было видно, какие у нее розовые уши. «Ишь ты, имя уже знает!»
– Здравствуй, – пришлось сказать и Симке. И он стал смотреть мимо Сониного уха в глубину больничного окна.
– Мне все равно какую книжку. Лишь бы интересная. Какую захочешь, ту и выбери…
– А если ты ее уже читала? – хмуро сказал он.
– Ну и что! Хорошую можно хоть сколько раз…
– Ладно… Завтра приду в пол-одиннадцатого, будь у окна, приготовь удочку.
Удочками назывались бечевки с крючками или сетками-авоськами, которые надо было спускать из окна для запрещенных передач. Книги были под запретом, потому что после прочтения больные старались вернуть их, а это означало распространение инфекции.
– Хорошо, – кивнула панамкой Соня. – Или лучше знаешь что? Приходи к заднему забору, там вверху есть птичка, мелом нарисованная. От нее вправо пятая доска. Она отодвигается. Я подойду, отодвину…
– А не попадет тебе? – вырвалось у Симки, и он застеснялся этой неожиданной заботливости.
– Не-а… А если и попадет, пускай! Лишь бы книжка была…
В тот день Симка до вечера был в непонятном волнении. Казалось бы, подумаешь какое дело – передать девчонке плоский пакет через щель в заборе! А он томился, будто ожидалось настоящее приключение. Или, может, не в приключении дело, а… «Тьфу на тебя, дурак!» – сам себе сказал Симка (и то же самое услышал от Которого Всегда Рядом ). И стал сердито заворачивать книжку в «Туреньскую правду». Какую именно книжку – он решил еще там, у больницы…
Назавтра все произошло строго по плану. Симка переслал с санитаркой Катей маме и Андрюшке передачу, потоптался под окном и рассказал маме, что «все у меня в порядке», узнал у нее, что уже почти половина одиннадцатого, и побежал на улицу Лесосплавщиков. Он легко отыскал нужную доску. И доска отодвинулась, едва Симка подошел. В щель высунулась голова в рыжей панамке.
– Ну вот, – выговорил Симка, пряча неловкость за хмурой деловитостью. – Я принес…
– Спасибо, – заулыбалась она. И протянула тонкую руку, торчавшую из куцего рукавчика застиранной бумазейной пижамки. – А что это за книжка?