В одном из них был обменник, но он открывался позже. Дорога от причала шла в гору, дождь не утихал, зонт надувался парусом, а ветер выламывал ему спицы. Попрятались и замолкли даже наглые прибрежные чайки.
– Заграница, блин! Паром тормозит в десять, а обменник с двенадцати! На шведские кроны даже билет в автобус не продадут! – бурчала Вика.
– Помнишь Сонину улицу?
– Дом узнаю, а их названия хрен запомнишь.
Наконец на горизонте появилась знакомая православная церковь, за ней белокаменный собор.
– Сенатская площадь! – закричала Вика. – Чешем по трамвайной линии, куда-нибудь придём.
Нашли открытый обменник, перед которым стояла урна, набитая зонтами с выломанными спицами, но Соня по-прежнему не брала трубку. Валино настроение портилось с каждой минутой, предпростудно заныла голова. Дошли до железнодорожного вокзала, с которого начался их первый визит в Хельсинки.
– Экскурсию по любимым местам? – подмигнула Вика.
– Лучше чаю горячего!
У вокзала обнаружили забегаловку с чаем и толстыми финскими блинами «паннукакку», потому что к ним полагалось блюдце мёда.
– Рванем по Маннергейму? – предложила Вика.
– Кажется, мы обе заболеваем, и у меня ни трав, ни сил. А завтрашняя встреча в поездке главная.
Без Сони и Юкки Хельсинки был им совсем не рад, лупил дождём, выталкивал холодным ветром. Да и сам выглядел тускло, как говорила Вика, «угашенно». И без того суровые, заторможенные финны шли мимо окна кофейни, ссутулившись.
– Спалили двести баксов, чтоб зырить на пьяных шведов и жрать паннукакку? Она, по сравнению с бабкиными блинами, как асфальт, – насупилась Вика.
– А море? А шхеры? И, кстати, это была твоя идея.
– Хотела Соньку с Юккой приколоть. Мы к вам заехали на час, привет, бонжур, хелоу! А ну скорей любите нас, вам дико повезло! – проорала Вика, и проходящая мимо официантка кинула осуждающий взгляд.
– Может, уехали отдохнуть? Но Соня про это заранее рассказывает.
– Чё ты кошки-мышки устраиваешь? В крезухе она! Опять забуксовала, только тебе стрёмно это озвучить…
Валя снова достала сотовый, снова набрала два хельсинских сотовых и один домашний, и ей снова не ответили ни Соня, ни Юкка.
Зато позвонила мать:
– Что хорошего, доча, купили?
– Ма, не звони так часто. Батарейка в сотовом сядет, а тут их не заряжают, – соврала Валя, было неудобно, что Горяеву придёт огромный счёт. – Звони, если что случилось.
– Сколько я твоей батарейки-то извела? Самую малость! – обиделась мать и бросила трубку.
– Видишь, Вик, город, где тебя не ждут, становится совсем другим, чем тот же город, где тебя ждут, – философски заметила Валя.
– Давай хоть до голых кузнецов дотащимся. От вокзала два шага.
Памятник «Три кузнеца» стоял неподалёку, но голые красавцы с молотами ещё больше подчеркнули никомуненужность Вали и Вики в Хельсинки. В прошлый приезд брутальные чугунные тела сияли на солнце, а Валя с Викой и Соней, сев на ступеньки постамента, ждали, когда Юкка припаркует машину и принесёт мороженое.
Юкка купил свои любимые рожки с ванилью и шоколадом, а Соня назвала их старомодными, добавив, что финны теперь едят мороженое с лакрицей, чесноком и дёгтем.
Рассказала, что чугунные кузнецы из легенды о местной колдунье, обещавшей выдать дочь за того, кто выкует для неё счастье. Три кузнеца, соревнуясь, стали его выковывать, но до сих пор не преуспели.
– Мы имеем шутку, – дополнил Юкка, – если мимо «Три кузнеца» идёт красивая девушка – их молоты пойдут вниз…
– …а члены – вверх, – закончила фразу Соня.
Вале тогда подумалось, что колдунья из легенды больше заботилась о своей дочери, чем Соня о Вале, когда они были колдуньями-карелками. Хотя, с другой стороны, если выдавала дочь замуж, значит, не передала ей своё ремесло. Желала ей простой счастливой жизни.
Ливень разошёлся так, что прохожие уже не шли, а бежали к ближайшей крыше. Валя с Викой тоже побежали под измочаленным зонтом в сторону причала. Дорога была хоть и под горку, но не близкая. Трамвайные рельсы вели их между помрачневшими от сырости домами, а в спину впивались стеклянные стрелы дождя.
– Финские марки сольём в дьюти-фри, – крикнула на бегу Вика. – Железное бабло банки в обратку не меняют!
«Какое бабло, какой дью-фри? – думала Валя. – Дай бог завтра встать без температуры! Да ещё номер в гостинице только с двенадцати! Зачем послушалась Вику, поплыв в Хельсинки? Хотя, конечно, шхеры того стоят…»
– Ни слова по-русски, когда буду показывать обратные билеты, – крикнула она на бегу Вике. – Только вау, окей и прочий мусор!
Но вид у них был настолько мокрый и жалкий, что проверяющий билеты затолкал их с трапа под крышу без всяких «вау». Одежду в каюте пришлось выжимать, сухой была только смена белья в рюкзаке.