Курье писал:
«Вот что случилось великим постом 25 марта в первом часу ночи. Все спали. Сорок человек жандармов вошли в маленький город и остановились в гостинице. Здесь они составили план действий и приняли все меры, собрали необходимые для них сведения и, как только начало светать, рассеялись по домам. Считаю не лишним заметить, милостивые государи, что Лю-инь составляет по величине половину пале-рояльского сада. Ужас распространился в этом маленьком городе. Одни бежали, другие прятались, иные, захваченные в постели, были оторваны от семей. Большинство без одежды бросилось на улицу, бежало за город и попадало в руки поджидавших их полицейских. Они были уведены. Их родственники и дети последовали бы за ними, если бы знали куда.
Во Франции, милостивые государи, слово «власть» имеет особое значение». Так пишет Курье в своей знаменитой «Петиции обеим палатам».
Бейль провел с автором памфлетов немалое количество часов в очень тяжелый период жизни французского народа. И если мы перелистаем его трехтомную переписку, изданную Морисом Барресом в 1908 году у Шарля Босса, то мы можем найти немало прекрасных отзывов о Виньероне, Поле-Луи Курье, человеке стендалевского пошиба, воспитанном на писателях материалистах и атеистах, на путешествиях, дуэлях и ружейных выстрелах предшественников и современников Великой французской буржуазной революции.
До сих пор не выяснено участие Анри Бейля в памфлетной работе Курье. Но целые абзацы Курье мы встречаем в памфлетах Бейля, опубликованных и неопубликованных, а мысли Поля-Луи Курье зачастую полностью воспроизводят высказывания Бейля (см. например, в романе «Красное и черное», глава «Духовенство, леса, свобода»).
Падение Наполеона не сломило Бейля, но падение карбонаризма лишило его сил. Он должен был много работать над собою, чтобы снова войти в житейскую колею. У Бейля было представление о труде как функции здоровой воли. Он хорошо написал о самом себе: «Корабль жизни поддается всем ветрам и бурям, если не имеет трудового балласта». Он начал работать — работать лихорадочно и усиленно. Он начертал короткую фразу на листе бумаги и повесил листок над письменным столом:
«Nulla die sine linea» — «Ни одного дня без писательства». И он, не ожидая никаких «вдохновений», принялся за работу с порывистым увлечением, забывая о том, что иногда нечего было есть: интендантство лишило его последних девятисот франков годовой пенсии. Он готовил к печати свою книгу «О любви».
«Начиная с лета 1822 года, когда исполнился приблизительно год с тех пор, как я покинул Милан, мысль о добровольном уходе из этой жизни стала посещать меня реже. Жизнь моя начала мало-помалу наполняться не то чтобы очень приятными мне вещами, а просто так, кой-чем становившимся между мною и высшим блаженством, которое было предметом моего культа…
Когда летом 1822 года появились признаки душевного выздоровления, я стал подумывать об издании одной книги под заглавием «Любовь», которую я написал карандашом в Милане, гуляя и думая о Метильде.
Я рассчитывал переработать ее в Париже, это очень следовало бы сделать. Углубляться мыслью в эти вещи было для меня слишком мучительно. Это то же самое, что грубо прикасаться к едва затянувшейся ране. Я переписал чернилами то, что написано было карандашом… [68]
Это была очень опасная для меня работа — читать корректуры книги, напоминавшей мне до мельчайших оттенков чувства, испытанные мною в Италии…»
В августе 1822 года книга вышла… Ее постигла печальная судьба — печать ее почти не отметила, а публика вовсе не покупала…
В трактате этом Бейль выступает как внимательный ученик и последователь Кабаниса — он изучает любовь в ее возникновении и развитии так же тщательно, как медики болезнь или физиологи внутренние процессы в организме. Но Бейль идет далее, чем Кабанис, — он тонкий психолог, он глубокий сердцевед, и из-под его пера вышли очаровательные страницы, не имеющие себе равных во всей мировой литературе. Реалистический анализ сочетается в них с подлинной поэзией изображения замечательнейшего человеческого чувства.
68
Почти весь черновик был написан на театральных и концертных афишах цветными карандашами или гусиным пером на почтовых станциях.