С. П. Злобин пишет (уже зная, что будет дальше): «Сукнин и Наумов сговаривали Степана увести казаков к новым пределам за море, смелым ударом напасть на крепости шаха и, показав свою удаль, поставить казачий город в чужой земле, обусловив заранее свою казацкую вольность». Есть и ещё не лишённая смысла версия, что Разин хотел отбить как можно больше русских, находившихся в плену у персов, и тем как бы «подлизаться» к царю, чтобы до времени не портить отношений.
В ночь на 23 марта (по другой версии, 12 марта) 1000-1500 казаков на двадцати четырёх стругах вырвались из окружения. Лёгкие пушки поставили на струги, тяжёлые утопили, чтобы не достались неприятелю. Надо полагать, оставили и татарских женщин, которые ещё не были выкуплены сородичами или сильно полюбились кому-то из казаков: вряд ли их брали с собой в морской поход, хотя полностью исключить этого тоже нельзя. Мятежных горожан — будем называть вещи своими именами — просто бросили. А. Н. Сахаров: «...в сумлении стояли стрельцы и казаки, кто не мог уйти в поход вместе с Разиным. Что их ждёт после казацкого ухода? Не простит великий государь расправы с Яцыным и боя с Безобразовым. Но Степан не оглядывался назад. Всех, кто мог идти, он брал с собой, а жёнок да малых детей воеводы не тронут. Остальным же сказал: “Говорите, что насильством вас служить себе заставил, авось милуют”». Сразу скажем (подробности в своё время), что Яицкий городок не пал духом и не утихомирился, но больших репрессий со стороны правительства не последовало.
В Москве не скоро узнали об уходе Разина: 1 апреля из приказа Казанского дворца пришла грамота Хилкову (Крестьянская война. Т. 1. Док. 69) для передачи воеводе Безобразову, чтобы он «над Яицком городком промышлял всякими мерами, опричь приступов» и всячески привлекал на свою сторону татар и калмыков. Прозоровский послал в оставленную казаками крепость стрелецкого голову Богдана Сакмышева. Разина искали все — и воеводы, и желавшие присоединиться к нему казаки. Но он как сгинул.
Глава третья
ПЕРСИЯ
В. Голованов, статья «Персидский поход Разина»[46]: «Морская экспедиция Разина — несомненно, самый большой, со времён викингов, пиратский налёт на каспийские берега». Это некоторое преувеличение, но поход был знатный. Пока, однако (у нас всё ещё весна 1668 года), никто о нём ничего не слышал. В апреле в Яицкий городок, надеясь застать Разина, прибыли 13 казаков из Верхнего Яицкого — пришлось им остаться в крепости. Даже и намерений Разина толком никто не знал.
Слухи были самые разные. Тамбовский воевода Яков Хитрово докладывал в приказ Казанского дворца 16—24 мая, что слыхал от пензенского воеводы Еремея Пашкова:
«Хочет де он, Стенька, итить к тебе, великому государю, к Москве с повинною со всем своим войском, а итить де, государь, тому Стеньке Разину к Москве мимо Тамбова. А ему де, государь, Еремею Пашкову, на Пензе сказывали утеклецы от тово Стеньки Разина, которых он, Стенька, на Волге побрал: а Стенька ныне де на Волге и прошол де Астарахань, идёт к Чороному Яру, а быть де, государь, тому вору Стеньке Разину преже на Дону. А Мончак тайша де ему, Стеньке Разину, лошади хочет дать, на чом ему суды переволочь с Волги на Дон. И буде, государь, тот вор Стенька Разин с своим с войском придут к танбовским крепостям и учнёт говорить, что он идёт к тебе, великому государю, к Москве с повинною, — и ево, Стеньку, в танбовские крепости мима Танбова пропущать ли, и многих ли людей с ним пропущать? И буде, государь, он, вор Стенька, учнёт силою проходить, и с тем Стенькою битца или нет? Или он, Стенька, пойдёт Доном на Воронеж, и мне, холопу твоему, на него, Стеньку, к Воронежу итить ли?» (Крестьянская война. Т. 1. Док. 74).
Что-то всё же подозревали — на основании старых донесений; 3 мая царь направил грамоту персидскому шаху (Крестьянская война. Т. 1. Док. 71), сообщая, что он посылает для поимки Разина «полковника Пальмара с войском» и предупреждает об опасности: «...таким воровским людям пристани бы нихто не давал и с ними не дружился, а побивали б их везде и смертью уморяли без пощады». И клянётся, что сделает в свою очередь всё, чтобы ничто не мешало их с шахом «братственной любви».
«Воровских» казаков всё прибывало. Унковский в мае сообщал (из сводки 1670 года), что отряд казака Сергея Кривого с шестьюстами донскими и запорожскими казаками пошёл из Качалинского городка вниз по Дону, у Красного Яра перебил посланных ему навстречу царицынских стрельцов во главе с Григорием Аксентьевым и движется к морю, надо полагать, — для соединения с Разиным; в июле новый астраханский воевода Прозоровский писал Унковскому, что снова собирает на Дону отряд конных казаков Василий Ус. В Яицкий городок Прозоровский послал нового стрелецкого голову Б. Болтина и с ним 400 стрельцов — тот уже не застал своего предшественника Сакмышева живым: за день до прибытия Болтина случился мятеж, стрельцы и казаки утопили Сакмышева и во главе со старым казаком Рудаковым, который пиратствовал ещё в 1640-х, в количестве 100—200 человек на десяти стругах пошли на Каспий, построили укрепления на Кулалинском острове, а разведчиков отправили искать Разина. (В сентябре правительственные войска их отыскали, половину казнили, половину сослали в Холмогоры). А переписка между воеводами всё та же — где, где разинские казаки? Нету! Формировались специальные группы разведчиков — никто ничего не узнал и казаков не видел. Нов основном ждали их на Волге — под Астраханью.
Первое известие о Разине датировано 18 июня: сводка 1670 года ссылается на утраченное донесение воеводы городка Тёрки (ныне несуществующего; предположительно он находился на берегу Терека или Тюменки) Петра Прозоровского, брата астраханского воеводы Ивана Прозоровского, якобы Разин ещё в апреле пришёл на западный берег Каспийского моря на двадцати четырёх стругах, с ним около тысячи человек (житель Яицкого городка, правда, называет — в той же сводке — количество всего лишь в 600 человек).
На Тереке, кроме кавказских горцев, жили казаки — терские и гребенские. Разинцы остановились на Чеченье-острове и отправили в Тёрки письмо кабардинскому князю Касбулату Черкасскому (он по специальному царскому указу управлял кавказским населением Терков) с просьбой прислать пороха, продовольствия и вина, а казакам — с предложением присоединиться. Но больше об эпизоде в Тёрках ничего не известно: как долго там разинцы были, что делали... Поскольку прибыло их около тысячи человек, а в каспийском походе участвовало гораздо больше (это если верить слухам, конечно, — может, и ненамного больше), видимо, сколько-то терцов и гребенцов пошли с ними. (Впоследствии часть разгромленных разинцев нашла укрытие на Тереке). Однако в другом документе — письме Петра Прозоровского брату от 20 июля (Крестьянская война. Т. 1. Док. 86) — визит Разина под Тёрки почему-то не упоминается. Загадка, так и не разрешённая историками. (В 1674-1675 годах в Москву приезжала станица гребенских казаков с атаманом Данилой Губиным, и, естественно, гребенцы категорически отрицали своё участие в разинских делах).
В том же письме брату Пётр Прозоровский говорит — это первое упоминание о Разине в Персии: «...июля, господа, в 19 день приехал из Шамахи на Терек астраханской сын боярской Ондрей Третьяков, и в расспросе нам сказал. — Слышал де он про воровских казаков в Шамахе [Шемахе], что де они были в шахове области (в Персии. — М. Ч.), в Низовой и в Баке [Баку] и в Гиляни, и ясырю [пленных] и живота [имущества] поймали много. А живут де те воровские казаки в Куре реке и по морю розъезжают врознь для добычи, а сказывают, что де их, казаков, многие струги. Да при нём же, Ондрее, привезли в Шамаху из Низовые языка, русского человека, астараханского стрельца прозвище Ярославца. А тот де стрелец сказывал, что он де от воровских казаков, Стеньки Разина со товарыщи, ушол на лес, и де ево тезики в лесу поймали и привезли в Шамаху. А думы де воровских казаков, куды им для воровства идти, не ведает. А где ныне воровские казаки, Стенька Разин и Серешка Кривой с товарыщи, и сошлись ли они вместе, про то нам не ведомо».