Иен… одно воспоминание о нем вызывает тепло в грудной клетке, но наряду с ним беспокойство. Иен несомненно будет хорошим главой клана. Справедливым, рассудительным, властным. Джей улыбается, прикладывая руку туда, где сердце стучит учащенно. И вдруг осознает, что не один. А ведь он так погрузился в мысли, что и не слышал разговоров!
Джей тут же исправляется, делая вид, что поправляет складки на блузе. Рел странно на него смотрит, а Йори умолкает. Тишину разбавляет стук чашек о блюдца: прислуга приносит чай.
— О чем же вы задумались? — Йори недолго остается молчаливым. Едва слуги уходят, как он снова оживляется. — Ваша улыбка мечтательна.
— О будущей семье, о чем же мне еще следует мечтать, — уклончиво отвечает Джей, после замечая, что назвал Иена «будущей семьей». Иен и так является его семьей, с рождения и до конца дней. Это предопределено судьбой. «Иной» семьей же им не быть. Даже думать об этом не следует. Родственникам по крови не позволено венчаться: ни один служитель Храма не взял бы на себя сей грех.
— О-о, прошу вас, расслабьтесь, мы не на светском приеме, — смеется Йори, обмахиваясь распахнутым веером.
Джей кивает и рассматривает фарфоровые чашки из сервиза, привезенного из столицы. Тончайшая работа, узоры цветов, отблеск. Красноватый напиток в этой дорогой посуде кажется одним из тех напитков, которые принимает сам император, а не обычным чаем. Он держит аккуратно, оттопыривая мизинец, как и полагается. Джей готов обращать внимание на любые детали, лишь бы не думать о переменах в поведении Иена.
— …Говорю же, это невозможно, — вздыхает Йори и начинает интенсивнее махать веером. Так, что лепестки цветов в вазе посередине стола колышутся. — Ах, я с радостью показал бы миру свое творение. Но боюсь, что его ждет такая же судьба, как и книги моего папеньки. Вы об этом слышали?
— Поведайте, — кивает ему Рел.
— Так вот… мой папенька посвятил свою жизнь написанию книг. Но, как известно, омегам негоже заниматься подобным, потому его работы отказывались издавать. Издали тогда, когда за него поручился один альфа. Но вот автором записали его, а не папеньку, и доказать обратное так и не получилось. Тот альфа присвоил себе чужие труды и славу.
— Как жестоко, — Рел не сводит глаз с собеседника. Он ведет себя не так, как обычно.
— Омежьей судьбе не позавидуешь, — Йори вздыхает и одним движением сворачивает веер. — А про мою рукопись и говорить нечего. Она слишком… нетипична, чтобы ее приняли в нашем обществе, где всем правят альфы, — омега при этом кривит губы, выражая тем самым презрение.
Джей переменяется в лице, заслышав столь противоречащие общественному устрою речи.
— Согласитесь же, это несправедливо, — продолжает Йори, неусидчиво крутясь в кресле и жестикулируя. — Мы даже не имеем права учиться в высших учебных заведениях, не то что принимать участие в политических процессах. Главы кланов, главы Совета и все-все Императоры, что были, есть и будут — альфы. Да они считают нас за вещь, оцененную за внешнюю красоту, покладистый характер и способность рожать детей! А у нас и права развестись по своему желанию нет.
— Так было всегда, — возражает Джей. — Почему это должно нас удивлять или, более того, беспокоить? Альфа — глава семьи, клана, страны с давних веков. И, если говорить о правах омег, то у нас их намного больше, нежели в прошлом столетии. О каком равноправии вы говорите? Это невозможно в наших реалиях. Ваши революционные речи ни к чему не приведут.
— Вы смирились с ролью, как и почти все вокруг, — стоит на своем Йори. — Да, наши папы нам с детства прививают то же, что привили им их родители. И так из поколения в поколение. Но мир не стоит на месте, все меняется, развиваются технологии и города. Скоро старая система упадет. Несогласных с ролью в обществе омег намного больше, чем вы думаете, и они, я в их числе, не собираются молчать, — эмоционально продолжает нарушать правила приличия Йори.
— Прошу прекратить сей бесполезный спор, — вовремя вмешивается Рел.
Джей застывает на полуслове, но так ничего и не говорит. Обычно он старается не встревать в споры, ибо знает, что если начнет — не остановится, пока не переубедит собеседника в своей правоте. Папа говорит, что он крайне упертый, а эта черта для омеги недопустима.
До самого отбытия гостя Джей молчит и думает о словах Йори.
========== Глава 4. Самый близкий ==========
Раньше Джей всегда соответствовал ожиданиям Иена. Даже углублялся для этого в ювелирное дело.
Джей не пропускал ни одного занятия с нанятым учителем рисования. Ему не особо нравилось рисовать, но он усердно учился. Часами изучал украшения, изображения с ними, привезенные из столицы. Рисовал свои, предлагая после Иену все новые и новые идеи. Они вместе выбирали лучшие, подбирали материалы, а потом брат делал их, а Джей наблюдал за процессом.
Со временем он так привык к этому, что начал замечать украшения везде, оценивать их качество, стоимость материалов. Теперь он с легкостью может отличить драгоценность от подделки: по одному отблеску камня.
Джей старался быть для Иена ближе всех прочих — поддерживать, разделять взгляды. И неосознанно подстраивался под него, становился похожим. Но два года порознь повлияли на обоих: Иен стал более отстраненным, а Джей обрел собственное мнение. Теперь они слишком разные, чтобы снова быть родственными душами.
«Стоит уже смириться, сколько еще я буду думать об этом?» — Джей пробирается по узкой тропе в сторону заброшенного парка. — «Скоро я стану супругом именитого альфы и это будет лучшим из выходов. Конечно, я хотел бы навсегда остаться тут. Хотел бы верить, что Иен и правда сделает так, что я тут останусь. Но… что нас ждет тогда? Я не собираюсь переступать черту дозволенного. Мы братья и только. Моя детская влюбленность в прошлом, а истинность можно вытерпеть».
К дому ведет крутая тропа, ползущая вверх между трав, как большая змея. Джей смотрит вверх и видит среди кустарников дом. В два этажа, вытянутый, небольшой совсем: похожий на остаток от большого дома. Джей знает, что там, за ним, долина и речка, а еще ниже старая заброшенная мельница. Эти места — его потаенное убежище. Сколько раз он приходил в моменты грусти в сей одинокий дом?
Джей поднимается по тропе вверх, сбиваясь с дыхания уже на половине пути. Холм и правда высокий. Джей хватается за ветки кустарников, чтобы не упасть. Необычный дом встречает тем же зеленым отблеском. Стены сделаны из местного камня. Таким еще стены храмов облицовывают — но не жилые.
Это место так дорого сердцу, что хочется остаться тут. Стать деревом, врасти корнями и наблюдать за истлевающим от старости миром. Или ветерком — кружить над домом, заглядывать в выбитые витражные стекольца, летать-летать-летать. Джей щурится, останавливаясь перед дверью. Улыбается искренне и растворяется во внутренней клокочущей радости.
Как мало нужно для счастья.
Он шагает внутрь, наслаждаясь полумраком и цветастыми пятнами света по полу, падающие с витражного окна. Бегло осматривает стол, старую кровать и комод, сушенные травы под потолком — все на местах.
В комоде особые «магические» вещи из детства — листья, ветки, треснувшее зеркальце. Есть там и цветные камни со дна местной реки, которые доставал ему Иен. Первые рисунки, нотные листы для рояля, которые Джей прятал тут, а учителю музицирования говорил, что потерял — потому и не выучил заданный этюд.
Он улыбается шире, перебирая «сокровища», и вспоминает историю каждой из мелких вещиц. Почти все они связаны с Иеном. Да как иначе, если они все детство вдвоем провели? И разница в возрасте в шесть лет не была преградой.
Эти воспоминания самые теплые. Джей уверен, что никогда их не забудет. И даже когда будет в браке растить детей, душой он навечно останется в вытянутом домишке на холме.
…С улицы слышится шум. Джей закрывает тяжелую дверцу комода и выходит, замечая лошадь и наездника.
— Ворон сам привел меня сюда, — говорит ему Иен, смотря сверху вниз. Строгое выражение лица смягчается, на губах появляется легкая улыбка. Связано ли это с зеленым домиком — их тайной «крепостью»?