Они обсуждали проект рождественских украшений, а затем проект сохранения природного ландшафта. У Фрэнка Родденберри было приятное курносое лицо с синевой на подбородке, и он слегка заикался; у Коуба было прозвище Диц, которое вряд ли ему подходило. Они обсуждали, надо ли будет в этом году зажигать ханукальные светильники и устраивать рождественские ясли в городском Центре, поскольку сейчас в городе проживало довольно много еврейских семей. Они обсудили также темы новых проектов.
— Можно мне сказать? — спросила Джоанна.
— Конечно, — в один голос ответили Фрэнк Родденберри и Херб Сандерсен. Коуба полулежал в кресле, сложив руки под головой и уставившись в потолок (без сомнения, выражая этим свое презрение); ноги он вытянул почти до середины комнаты.
— А вам не кажется, что было бы совсем неплохо организовать что-то наподобие вечерней лекции для пожилых людей? — сказала она. — Либо собрание для родителей и подростков? В каком-либо из школьных залов?
— На какую тему? — поинтересовался Фрэнк Родденберри.
— Да на любую, лишь бы она была интересной всем, — ответила Джоанна. — Наркотики и наркозависимость, о чем мы все тревожимся и о чем «Кроникл» почему-то предпочитает умалчивать. Или поговорить о музыке и балладах в стиле рок — я, честно говоря, не знаю, что могло бы заставить людей выйти из своих домов, собраться вместе и пообщаться друг с другом.
— Это интересно, — сказал то ли Ансельм, то ли Аксельм. Он склонился вперед, скрестил ноги и яростно тер виски. Он был тощим блондином с блестящими постоянно бегающими глазами.
— А может быть, стоит привлечь к этому также и женщин, — сказала она. — Не знаю, известно ли вам, но в смысле дефицита беби-ситтеров наш город — буквально зона бедствия.
Все засмеялись, а Джоанна почувствовала приятное облегчение. Она предложила еще несколько тем, подходящих для организации собраний, Уолтер, а вслед за ним и Херб Сандерсен тоже предложили что-то. Были высказаны идеи, которые могли бы лечь в основу новых проектов. Она приняла участие в их обсуждении, и мужчины (кроме Коуба, черт бы его побрал) отнеслись к ее словам с большим вниманием — Айк Мацард, Фрэнк, Уолтер, Клод и даже Херб смотрели на нее во все глаза, кивали головами, соглашаясь с нею, либо задавали ей заумные вопросы, а она, очень довольная впечатлением, которое произвела, весело, остроумно и благожелательно отвечала на них. Посторонитесь-ка, Глория Штайнем![13]
Она, с удивлением и смущением, заметила, что Мацард делает наброски ее портрета. Сидя в кресле (возле все еще уставившегося в потолок Дэйла Коуба), он водил голубой ручкой по странице блокнота, расположенного у него на колене, попеременно бросая цепкие взгляды то на ее лицо, то на свой набросок.
Айк Мацард! Рисует ее!
Мужчины сидели молча. Они смотрели в стаканы, вертели в них не растаявшие кубики льда.
— Послушайте, — сказала Джоанна, смущенно улыбаясь и ерзая на кончике дивана, — я ведь не девушка в стиле Айка Мацарда.
— В стиле Айка Мацарда любая девушка, — парировал Мацард с улыбкой.
Она взглянула на Уолтера. Он смущенно улыбнулся и пожал плечами.
Она снова, не поворачивая головы, перевела взгляд на Мацарда, а затем на остальных мужчин. Они, улыбаясь, смотрели на нее, но за их улыбками проглядывало легкое раздражение.
— Да, — сказала она, — это означает конец обсуждения.
— Расслабьтесь, вы можете двигаться, — обратился к ней Мацард; перевернув страницу он принялся за новый эскиз.
Заговорил Фрэнк:
— Я не уверен, что еще одно поле для игры в б-бейсбол так уж необходимо.
Джоанна услышала, как Ким закричала «Мама!», но Уолтер погладил ее по руке, поставил свой стакан на столик, встал и, извинившись, вышел.
Мужчины снова принялись обсуждать новые проекты. Она вставила пару слов, повернув при этом голову, но все время ощущая на себе взгляд Мацарда, рисующего ее портрет. Пытаться быть Глорией Штайнем, когда Айк Мацард рисует твой портрет! С его стороны это некая бравада; что касается ее, то она никогда в жизни не чувствовала себя обойденной вниманием даже в костюмах для отдыха фирмы Пуччи.[14] И почему мужчины в таком напряжении? Кажется, что они беседуют между собой через силу, просто чтобы не молчать. Лицо Херба Сандерсена выражало явное смущение.
Вдруг она почувствовала себя так, как если бы позировала Мацарду голой или в сверхвольной позе.
Она скрестила ноги, хотела было скрестить руки, но передумала. Господи, Джоанна, он всего лишь показушный художник, больше ничего! Ты же в одежде.
Уолтер, войдя в комнату, склонился к ней и прошептал:
— Просто что-то приснилось. — А затем, выпрямившись, обратился к мужчинам: — А не пропустить ли нам еще по одной? Диц? Фрэнк?
— Я бы немного выпил, — сказал Мацард, поглядывая на Джоанну и водя ручкой по бумаге.
— У вас ванная там? — спросил Херб, вставая с дивана.
Беседа возобновилась, правда теперь уже в более непринужденном и несерьезном ключе.
Новые проекты.
Старые проекты.
Мацард сунул ручку в карман пиджака и улыбнулся.
— Ух-х-х! — с облегчением вздохнула Джоанна и принялась, словно веером, обмахивать ладонями разгоряченное лицо.
Коуба приподнял голову, все еще покоившуюся на его руках, и стал рассматривать эскиз в блокноте, лежащем на колене Мацарда. Мацард перевернул страницу и посмотрел на Коуба, тот кивнул и произнес:
— Вы никогда не перестанете изумлять меня.
— Ну а мне можно взглянуть? — спросила Джоанна.
— Конечно! — воскликнул Мацард и, галантно привстав, с улыбкой протянул ей раскрытый блокнот.
Уолтер и Фрэнк тоже склонились над блокнотом.
Ее портреты, страница за страницей, а на них мелкие и точно схваченные зарисовки, льстиво приукрашенные, что обычно было свойственно работам Мацарда. Лица в фас; с поворотом на три четверти; профили; улыбающиеся и без улыбки; разговаривающие, сосредоточенно-хмурые.
— Они прекрасны, — произнес Уолтер. А Фрэнк добавил:
— Великолепно, Айк!
Клод и Херб поднялись со своих мест и, стоя позади дивана, тоже рассматривали эскизы.
Джоанна перелистывала страницы в обратном порядке.
— Это… удивительно, — сказала она. — Вот если бы они абсолютно точно соответствовали модели…
— Но так оно и есть! — прервал ее Мацард.
— Да пребудет с вами благословение Господне, — с этими словами Джоанна протянула ему блокнот, а он, положив его на колено, достал из кармана ручку. Он что-то быстро написал на листе, вырвал его из блокнота и протянул ей.
Это был один из ее портретов с головой, повернутой на три четверти, и без улыбки. Под рисунком стояла знакомая подпись прописными буквами «АЙК МАЦАРД». Джоанна показала листок Уолтеру, который, с благодарностью посмотрев на художника, произнес:
— Спасибо, Айк.
— Рад, что вам понравилось. Джоанна с улыбкой посмотрела на Мацарда.
— Спасибо, — сказала она. — Я прощаю вам то, что вы омрачили мою юность. — А потом, продолжая улыбаться, обратилась к гостям: — Кто-нибудь хочет кофе?
Кофе захотели все, кроме Клода, пожелавшего чаю.
Она пошла на кухню и положила эскиз на салфетку, лежащую поверх холодильника. Рисунок Айка Мацарда, на котором ее лицо! Можно ли было представить себе такое там, дома, когда в одиннадцать или двенадцать лет она читала мамины женские журналы? С ее стороны было довольно глупо придавать этому такое значение. Просто Мацард оказал ей любезность.
Продолжая улыбаться, Джоанна налила воды в кофеварку, включила ее в сеть, насыпала кофе в ситечко. Установила верхнюю часть, накрыла крышкой банку с молотым кофе и повернулась, чтобы идти назад в гостиную. В дверях, прислонившись плечом к косяку и скрестив на груди руки, стоял Коуба и смотрел на нее. Он выглядел очень эффектно в свитере с воротником «хомут» желтовато-зеленого цвета (специально, конечно же, подобранного под цвет глаз) и синевато-сером вельветовом костюме.
13
Глория Штайнем (р. 1934) — лидер феминистского движения в США, активный борец за права женщин. Свои взгляды по вопросу борьбы за равноправие женщин изложила в книге «Революция изнутри: Пособие по самооценке» («Revolution from Within: A Book of Self-Esteem»).