При исследовании истории тюркских государств XV–XVI вв. А. Беннигсен и Ш. Лемерсье-Келькеже пришли к заключению, будто в политических образованиях, наследовавших Монгольской империи, — от Крыма до Сибири и от Казани до Туркестана, имелись три объединительных элемента, которые «обеспечивали сплоченность населения степей»: монополия Чингисидов на ханскую власть, кочевые кланы и ислам[834]. Мы согласны с оценкой первых двух из этих пунктов, но не вполне разделяем подобную трактовку ислама. Мусульмане Золотой Орды (видимо, в особенности аристократия и кочевники) действительно были объединены как самим фактом принятия ислама, так и через особый институт сеидов, исследованный для той эпохи Д.М. Исхаковым. Далеко не случайно, что в ряде постзолотоордынских ханств сеиды — главы местного мусульманского духовенства — возводили свои генеалогии к общим предкам, жившим в эпоху Улуса Джучи[835].
Однако если посмотреть на события в Золотой Орде во время и после ее распада, то о религиозном единстве говорить не приходится. Ислам никогда не играл заметной роли в политике, оставался на уровне официальных идеологем и не препятствовал междоусобным конфликтам. Связи же между сеидами в разных ханствах едва ли можно считать заметным цементирующим фактором в межгосударственных отношениях.
При этом заметная роль духовных лиц во внутренней жизни и внешней политике татарских юртов несомненна. Выше говорилось о маулане, возглавлявшем ордобазар. В источниках о Большой Орде фиксируются сеиды и хаджи как главы посольских миссий в соседние государства[836]. В числе «добрых людей»-ордынцев, оказавшихся в разное время в московском плену, как сказано в одном послании хана Шейх-Ахмеда, «и Сеит есть, и попы ордынъскии»[837].
Среди деятелей такого рода особенно выделялся сеид Хаджи-Ахмед. Он пользовался одинаковым почетом в Большой Орде и в Крыму, но постоянно жил, очевидно, в Тахт эли. После разгрома государства крымцами в 1502 г. Хаджи-Ахмед вместе с массой татар-беженцев оказался в литовских владениях. По словам Менгли-Гирея, «тот сеить наш озле мене и озле Шахмата у почетности был» — и следовала просьба отпустить его в Крымский юрт. Сын Менгли-Гирея характеризовал Хаджи-Ахмеда как «от дедов и отцов наших нашего пошлого богомольца». Гиреи требовали отпустить сеида из Литвы не только из-за почтения к его авторитету и учености, но и по причине раздражавшего их покровительства, которое Хаджи-Ахмед оказывал ордынцам-эмигрантам, в том числе приближенным Шейх-Ахмеда[838].
Зачаточное раннее государство Большая Орда не имело стройного административно-территориального деления, присущего своему великому предшественнику Улусу Джучи XIII–XIV вв. М.Г. Сафаргалиев попытался увидеть признаки такого деления в знаменитом «ярлыке» Ахмеда Ивану III, протограф которого датируется различными авторами в диапазоне 1472–1480 гг.[839] Этот документ содержит, в частности, следующую фразу: «От четырех конец земли, от двоюнадесять поморий, от седмадесят орд, от Большия Орды»[840]. Эти 70 орд М.Г. Сафаргалиев принял за указание на 70 более мелких орд и улусов, на которые была раздроблена децентрализованная Большая Орда[841]. А.П. Григорьев возразил против столь буквального понимания данного фрагмента из цветистого (и неизвестно, сколь далеко отошедшего от тюркского оригинала) вступления к «ярлыку». Он посчитал это литературным приемом, когда количество орд оказалось искусственно подогнано под магическое число 7[842]. Думаю, что скепсис А.П. Григорьева оправдан. В известных мне документах нет ни единого намека на существование каких-либо структур, с которыми можно было связать 70 орд Ахмедова «ярлыка».
834
835
840
Цит. по: