Связи Тахт эли с кавказскими владениями слабо отражены в источниках. Есть упоминания о тяжелых конфликтах с черкесами, из-за чего ордынцы были вынуждены в конце концов покинуть издавна (со времен Золотой Орды?) освоенные пахотные угодья в Пятигорье и тщетно подыскивать новые места для земледелия на границах с литовскими, молдавскими и османскими владениями. К тому же в терской Тюмени обосновался обиженный на всю родню Муртаза вместе с Хаджике, «а Тюмень и Черкасы Орде недрузи»[1072]. Мирные отношения завязались с Шемахой. В 1498 г. хан Саид-Махмуд женился на дочери тамошнего правителя, Ширваншаха Фарруха Ясара. Причем брачный уговор между родителями невесты и старшим братом жениха, Шейх-Ахмедом, который встал во главе семьи после гибели Ахмеда, состоялся еще в 1484 г.[1073] «Шамахейская сторона» представлялась хану Шейх-Ахмеду одним из желательных пунктов переселения по время голода и усобиц в Орде в последние годы XV в.[1074]
Интересно, что отношения Большой Орды с христианским Польско-Литовским государством (а во время его разделения особенно с Великим княжеством Литовским) складывались гораздо теснее и теплее, чем с любым из мусульманских владений. Литовско-московские пограничные споры и стычки продолжались, и Казимир IV продолжал рассматривать татар Тахт эли как союзников в борьбе против Ивана III. В 1482 г. Иван Васильевич известил Менгли-Гирея, что король «нынеча со мною любви и докончании не хочет, а в Орду послал, да подымает на меня моих недругов» — сыновей Ахмеда[1075]. Через два года ханы-соправители Муртаза и Саид-Махмуд приняли очередное посольство из Кракова во главе со Стретом. В своем послании королю Муртаза заверил, что никакого вреда его владениям не причинит[1076]. Когда Муртаза рассорился с братьями, Казимир приглашал его на жительство в свою землю, «а мы быхмо тобе, брату нашому, хлеба нашого и соли не боронили»[1077].
Из Москвы и Бахчисарая настороженно следили за этой дипломатией, справедливо чувствуя опасность для себя. Иван III и Менгли-Гирей договаривались ловить в степи польско-литовских и ордынских послов[1078], чтобы помешать действию враждебной коалиции. Менгли-Гирей использовал для этого малоуправляемых, но охочих до легкой добычи азовских казаков[1079]. Хан раздраженно пенял Александру Ягеллону, сменившему Казимира, на его обмен посольствами с врагами Крыма, на что получал ответы с экскурсами в историю, напоминаниями о традиционности литовско-ордынских отношений, о близости татарских кочевий к Литве и проч.
На самом деле эти отношения вовсе не были безоблачными. Один из ордынских послов несколько лет удерживался в Литве, за другим не признали надлежащего дипломатического статуса[1080]. Все-таки Александр Казимирович вел себя по отношению к большеордынцам более отстраненно и осторожно, чем его покойный отец. Да и обстановка в Орде все менее способствовала тесной коалиции с ней. Непрерывно ссорящиеся между собой и часто меняющиеся соправители угасающего государства являлись в глазах литовских политиков все менее ценными союзниками. Однако татарская конница все еще была способна отвлечь на себя значительную часть московской рати и тем самым помочь Вильне в противостоянии с московским великим князем.
Осенью 1500 г. в ставке Шейх-Ахмеда объявился посол Александра Михаил Халецкий. От лица своего государя он убеждал хана начать военные действия против московитян. В этой войне, говорил посол, у Орды будут могучие союзники: польский король Ян Ольбрахт и венгерский и чешский король Владислав; Шейх-Ахмеду же предлагалось привлечь к походам на Русь ногаев. Уговоры подкреплялись богатейшими дарами и огромными упоминками — ордынщиной[1081]. «Густынская летопись» добавляет, что татарские послы приехали на сейм, где Ян Ольбрахт в награду за военный союз обещал выплачивать Орде дань «коеждо лето тридесят тысячей на кожухи и сукню (так. — В.Т.)»[1082].
1073
Lietuvos Metrika. Knyga Nr 4. P. 100; Lietuvos Metrika. Knyga Nr 5. P. 138; Lietuvos Metrika. Knyga Nr 6. P. 88.
1081
АЗР. С. 213; ПСРЛ. Т. 32. С. 101;