Усадив девушку, Стерх вернулся на свое место. «Мерседес» подергался, выехал из кустов и укатил в сторону города. Револьвер, который теперь показался глупой и ненужной игрушкой, вернулся в подмышечную кобуру.
Усевшись за баранку, Стерх откинулся назад. Посмотрел еще раз на Нюру, которая прислонилась к окошку и смотрела на холмы, расписанные осенью, не видя ничего, кроме своей грусти. Тогда Стерх решился, одним резким жестом дотянулся до сумочки Нюры, подхватил ее, расстегнул и запустил туда руку. Как он и думал, на самом дне сумочки, под ворохом обычных дамских мелочей лежал… Стерх извлек его наружу, посмотрел внимательно.
Это был пистолетик, небольшой, с клеймом «Браунинга». Хотя, скорее всего, это была, как говорили оружейники, одна из браунингоподобных перепечаток. Недорогая, но от этого не менее смертоносная. Он выдернул магазин, пять патрончиков тридцатого калибра. Заглянул в ствол, патрона в нем не было. Зато сам ствол и вся система подачи были со знанием дела смазаны и блистали оружейной чистотой.
– Зачем это? – спросил он, на всякий случай убирая магазин пистолета в карман.
Нюра молчала. Она даже не повернула голову, когда Стерх нашел этот пистолет. Тогда Стерх решился. Он подумал, что теперь знает достаточно, чтобы произнести:
– Нюра, послушайте, не прячьтесь от меня. Я не враг, я друг и хочу помочь. Но не знаю как это сделать, потому что вы не отвечаете на вопросы.
Она молчала и даже, как показалось Стерху, не дышала. Она просто обмякла в кресле его машины, и ее спина выглядела так, словно из нее разом выпустили воздух, лишили энергии, необходимой для жизни, словно разом обрезали все ниточки, которые заставляли ее двигаться.
– Нюра… – снова позвал Стерх, но вдруг разозлился, хотя и понимал, что этого не следует делать. – Вы не Нюра, вы другай. Так кто вы? – Она не отреагировала. Чтобы молчание не стало и на этот раз непреодолимым, Стерх почти закричал: – Зачем вам оружие? Почему вы не знаете, где лежил альбом с фотографиями в ваше родном доме? Почему вы не умеете даже закрыть за собой дверь в этом доме? Почему вы молчите? – И тогда Стерх сделал самый отчаянный ход, он спросил, от неуверенности понизив голос до предела, почти шопотом: – Вас зовут Марина?
Она повернулась к нему. Медленно, словно во сне, бледная, испачканная, с еще не просохшими слезами. Ее глаза были так широко и неподвижно раскрыты, как бывает, наверное, только у мертвецов. Но она еще была жива. Потому что губы ее слабо дрогнули.
– Я… – Она вздохнула. – Я не Нюра. – Она помолчала, увидела свой пистолетик в руках Стерха. – Я Марина. – Она закрыла, наконец, глаза. – Вы все угадали верно.
Глава 27
Почти всю дорогу они молчали, Стерх гнал, как сумасшедший, но ему все-равно казалось, он не успевает. Или не может сложить эту ситуацию во что-то осмысленное, понятное и разумное от начала до конца. Но кое-какие хвосты в событиях можно было подобрать и потом, а вот утратить эту способность Марины без сопротивления выкладывать информацию, можно было потерять очень быстро.
И все-таки он не успел. Когда они входили в дом Стерха, потом поднимались на девятый этаж в лифте, когда, стараясь не смотреть друг на друга, рассаживались в креслах, у Стерха отчетливо билось в сознании сравнение их поведения с состоянием любовников, у которых ничего не получилось после первой же попытки, и вряд ли уже получится.
Усевшись на свое привычное место, так же молча, как они ехали, Стерх запалил сигарету, Марина сделал жест пальцами, словно вынимала из губ другую сигарету, и Стерх, с некоторым сомнением закурил еще одну, передал в ее подрагивающие пальцы, но она взяла ее, словно это было само собой разумеющейся вещью. Лишь тогда Стерх вспомнил, что она из медиков, может быть, даже вполне толковая медичка, а у них этот жест и обычай был в большом ходу, разумеется, среди своих.
Она сидела в кресле для клиентов, Стерх за своим столом, и мучительно размышлял, нужно ли ему еще куда-нибудь сегодня ехать, и может ли он выпить хоть пару глотков? Но так как ситуация оставалась совершенно неопределенной, решил пока не пить. А вот Марине, после некоторого колебания налил рюмку водки, рассудив, что качество выпивки большой роли сейчас не сыграет.
– Итак, – начал Стерх, – пойдем по кругу еще раз. Что вы помните о своей матери?
– Она умерла больше года назад, незадолго до того, как я окончила первый курс.
– Как ее звали?
– Какое это теперь имеет значение? – Марина косо посмотрела на Стерха, вздохнула. – Ну хорошо. Она была больная и довольно неудачливая женщина. Когда-то жила где-то тут, неподалеку от Москвы, но после аварии переехала под Воронеж. Как-то она сказала, что опасается, что меня у нее отнимут… Ну, может, ее бывший друг, не знаю точно.
– У нее был друг?
– А как бы я могла родиться? – чуть разраженно ответила Марина. – Там мы жили… Она была медсестрой в больнице, но сама все время болела. И умерла… Посттравматический нефрит.
– Что за авария, в которую она попала?
– На автобус, в котором она ехала, налетел поезд. На переезде.
– Стоп. – Стерх ощутил, что его лоб вдруг стал мокрым, как будто над ним кто-то включил в полную силу на редкость горячий и противный душ. – Вы были в этом автобусе?
– Была. – Марина смотрела в пол, отвечая Стерху. Она о чем-то напряженно думала, и Стерх с неудовольствием понимал, что эти мысли были отнюдь не навеяны неприятными воспоминаниями, она явно что-то планировала. Вот только что именно? – Но я не пострадала, а она… Как я сказал, до конца жизни так и не оправилась.
– Не было случая, чтобы она… – Стерх не понимал этого вопроса, но слова вылетали из него сами, словно он их давно придумал: – Чтобы она называла вас каким-то другим именем?
– Иногда она называла меня Леной. Особенно во время приступов. – Марина загасила сигарету, полезла в сумочку и вытащила свои. Закурила с мрачным и неприступным видом. – Я думала, что она вспоминает свою мать… Ее звали, как раз Еленой.
– Она была… вменяемым человеком? – спросил Стерх осторожно.
– Что вы имеете в виду? – Не дождавшись ответа, Марина вздохнула. – Нет, не была. Она часто впадала в депрессии, иногда просила у меня за что-то прощение. Был период, когда она стала довольно крепко запивать. Если бы не ее подруги, которые ее по-тихому пролечили, наверное, стала бы настоящей алкоголичкой.
– Чем лечили?
– Антидепрессантами, не знаю какими точно. – Она посмотрела в окно, как почти все, кто сидел в этом кресле. Уж очень вид открывался красивый. – Это не имеет значения.
Стерх подумал, потом набрал номер Капитанова, молясь про себя, чтобы он оказался на месте. К счастью, Николай Васильевич дома оказался.
– Алло, здраствуйте еще раз, – сказал Стерх, когда расслышал на том конце знакомый, унылый голос. – Это Никита Стерх. У меня к вам, Николай Васильевич, один-разъединственный вопрос. Ваша жена не извещала вас, что у нее родилась… Только не ругайтесь, пожалуйста, а выслушайте меня до конца. Она вам не говорила, что у нее родилась двойня. Понимаете? Две девочки, а не одна?
– Говорила, – сказал Капитанов чуть удивленно. – Она послала мне телеграмму сразу, как вышла из роддома.
– Одна девочка была Анна, а вторая…
– Леночка погибла в той же аварии, что и жена. – Капитанов вздохнул. – Я и забыл об этом, слишком много времени прошло.
– Вы не наводили справки, не пытались найти ее среди погибших?
– Девочка еще не была даже зарегестрирована в тот момент… – Капитанов помолчал. – Это потом стали выдавать свидетельства сразу при рождении, а мне-то пришлось идти в загс. Была такая практика в те годы.
– Так вы не искали вторую девочку?
– Мне сказали, что она погибла. Вместе с женой.
– Но вы не разыскивали ее?
– Как же я мог? – удивился Капитанов. – Ведь все было официально… Свидетельство, справка о похоронах. Я и не знаю, как… кого-то после такой аварии разыскивать. Да и болтать было нельзя, понимаете? Такое было время.
Стерх потер затылок, у него вдруг очень заболело где-то под кожей и костью, словно туда на миг попало что-то очень твердое и острое, как металлический осколок.