31-летний мистер Кокс — управляющий директор в инвестиционном банке «Голдмэн Сашс». Имеет степень бакалавра и степень магистра делового администрирования. Его мать, Люсиль Кокс, входит в состав правления музея Флаглера и Исторического общества Палм-Бич. Его дедушка являлся главным исполнительным директором и председателем правления компании «Маккован траст», где потом работал и его отец, который вплоть до ухода на пенсию занимал пост первого вице-президента.
— Клэр, тебе нехорошо? — спрашивает Люсиль, изумленно глядя куда-то вниз. Я следую за ее пристальным взглядом. У меня дико дрожат пальцы, как будто я вцепилась в невидимый отбойный молоток. К счастью, период полураспада внимания Люсиль можно приравнять только к таковому у личинок комара, к тому же ее отвлек приход нашего стилиста и гримера Жака, который усаживает ее на стул подправить макияж.
— Между прочим, куда это запропастилась твоя мать? — уже взывает она ко мне через плечо, просматривая арсенал Жака, чтобы подобрать себе нужный оттенок красной помады.
— Мама будет с минуты на минуту. — Я проверяю часы, тайно моля, чтобы время остановилось хотя бы на секунду, чтобы позволить мне перевести дыхание. Не срабатывает. Впрочем, как и весь месяц.
— Мне нужен ее совет по поводу серег, — скулит Люсиль.
Би недоуменно поднимает глаза. Что ж, это звучит до смешного нелепо. Несуразна сама мысль, что Люсиль, матрона из высшего общества, обладательница нескольких шкафов (в которые можно зайти и долго-долго искать оттуда выход), наполненных ни разу не надеванными платьями «от кутюр», станет спрашивать у моей мамы, этой до мозга костей, хотя и постаревшей хиппи, совета, какой из бриллиантовых гарнитуров «от Гарри Уинстона» лучше гармонирует с платьем, доставленным «самолетом прямо из Парижа». У моей мамы, насколько я помню, единственным украшением было простое золотое обручальное кольцо, а весь гардероб состоял из фланелевых и хлопчатных вещей, выкрашенных натуральными красителями. Ко всему прочему, в ее понимании пределом декадентского сибаритства служила горячая ванна и немного натуральной ароматерапии, подаренной ей лучшей подругой из Айовы (фермершей-лесбиянкой и одновременно товарищем по художественному цеху, изготавливающей мыло собственного производства).
Трудно себе представить, что в годы учебы в Вассаре моя мама и Люсиль были близки как сестры. И это неоспоримый факт их биографий. Люсиль, выросшая в захолустном городишке в Канзасе (который в наше время передвигается все ближе к Чикаго всякий раз, когда Люсиль спрашивают о его местонахождении), провела четыре года, забрасывая мою маму (которая была из семьи брамина из Бостона) постоянными вопросами об этикете, стиле и изысканных манерах. Я предполагаю, что мама по-доброму отнеслась к агрессивному социальному карабканью Люсиль и даже находила таковое несколько забавным. Маму же вовсе не заботили интересы общества, в котором она родилась, чтобы испытывать в отношении этого собственнические инстинкты или возражать, а тем более противодействовать отчаянному желанию кого-то проникнуть в этот мир. Когда Люсиль получила среднее образование, судьба щедро вознаградила и ей удалось пришвартоваться к Рэндаллу Коксу Второму, жизнерадостному игроку в поло «голубых кровей». Он одновременно встречался с пятью девочками из Вассары, но на роль жены почему-то выбрал именно Люсиль. Обычная история для университетского городка, так по крайней мере она рассказывала мне.
Пойманный в силки муж Люсиль, иначе — мой будущий свекор, на поверку оказался столь же неверным, сколь и успешным в делах (он не знал ни удержу, ни неудач ни в том, ни в другом). Но, насколько я знаю, Люсиль не слишком волновали интрижки мужа, она была слишком довольна всем, что имела: особняком в Палм-Бич, полетами на частных реактивных самолетах, драгоценностями, коттеджем с семью спальнями в Саутгемптоне, показами мод в Париже и Милане, личным поваром, массажисткой, секретарем и городским домом в Манхэттене. Одним словом, всем, что составляло образ жизни миссис Рэндалл Кокс.
Моя же мама, наоборот, оставила своих обеспеченных родителей и ушла к моему отцу, который стал любовью всей ее жизни. Мой ни с кем не сравнимый, замечательный папа был поэтом без гроша в кармане, тем не менее он смог обеспечить нам с мамой достойную жизнь, по крайней мере на уровне наших непритязательных фантазий. Денег всегда немного не хватало, но папа читал лекции и проводил занятия в университете, а мама сдавала свои картины в местные магазины, это тоже приносило дополнительный доход. Я же упорно грызла гранит науки, чтобы получать стипендию в Принстоне, и, оглядываясь назад, в свое детство, мне и по сей день не хотелось бы ничего менять.