Выбрать главу

— Неужто я? — удивилась я — мне-то всегда казалось, что я хорошо пою.

— Ты. Я так разозлился, сто и тебя прирезать хотел. До кучи. Но вовремя одумался.

— Пожалел?

— Нет. Испугался. За такими, как ты, вечно выводок кобелей бегает. Вдруг, думаю, вассалы на лестнице поджидают, не вернешься во время — хватятся. Вот по этому я и скрылся. — Сулейман вздохнул. — Но самое ужасное — я не успел выкрасть бумаги.

— И как же ты? — растерянно заморгала я.

— Ой! Получилось даже лучше, чем я планировал. На следующий день я пришел в Патентное бюро и нагло так, уверенно обращаюсь к начальнице, так, мол, и так, говорю, Галина Иванна, я намедни патентик вам приносил на аэрозоль освежающий, но напутал в одном месте, позвольте, исправлю. Она без слов бумаги достала, мне дала, только, говорит, при мне исправляйте, выносить не положено. Я взял, тут же присел за стол и давай листами шуршать, а когда она отвернулась, я их подменил. Так просто, представляешь!?

— Ага! — воскликнула я. — Ясно! Вернее… — я нахмурилась. — Не ясно, зачем ты тогда бюро сжег. Ведь это ты?

— Я. — Он слегка поклонился, торжественно улыбаясь.

— А зачем?

— Понимаешь… Я подумал, подумал… У них же в бюро все учитывается. Каждому патенту регистрационный номер присваивается. Вдруг, думаю, в связи со смертью одной из работниц, менты в архивах копаться начнут, выявят несостыковку, а там и до разоблачения недалеко. А мне надо быть безупречным, хотя бы до поры, пока я на историческую родину не вырвался.

— И как ты это сделал? Ведь дверь…

— Ну-у! Это проще простого. — Он вновь самодовольно улыбнулся. И я подумала, что если так пойдет, то к концу своего монолога он раздуется и лопнет от гордости. — Ты знаешь, где моя лаборатория находится?

— На третьем этаже.

— Ну. Прямо над Патентным бюро. Окна под окнами. А у них всегда форточка открыта — эта дура, Ниночка, вечно кабинет проветривает.

— Ты влез в форточку?

— Я тебе акробат что ли? — Сулейман насупился. — Я сварганил зажигательную бомбочку. Дождался, когда в кабинете никого не будет, и бросил ее в форточку. И все! Почти без шума, а как полыхнуло!

— Здорово!

— Как и все проделанное мной! — Он спрыгнул со стола, расправил свои коротенькие брючки и провозгласил. — Ну, мне пора.

— Как это? — закудахтала я. — Ты же еще не все рассказал…

— Я рассказал о самом важном, а остальное…

— Но как ты проникал в комнаты? В нашу, в коморку Васи Бодяго? Ведь они на кодовых замках?

— Элементарно, — фыркнул он. — Кнопки, на которые чаще всего нажимают, самые истертые, так что…

— А вахтершу ты зачем кокнул?

— Она мне проходу не давала в последнее время. Привязывалась — когда племянничку новый баллончик понесете, да когда. Понравилось на халяву деньгами разживаться. Я уж ей говорю — помер племянник. А она — врете, с другой, наверное, вахтершей договорились, она, видать, меньше берет. Вот поспрашиваю, говорит, если узнаю что, тут же директору про вас расскажу. Задолбали, честное слово! Каждая на меня жаловаться решила, и главное, не кому-нибудь, а директору. Ну что мне оставалось?

— А Пашку зачем?

— Его-то в первую очередь надо было — он же единственный свидетель. Да я все жалел.

— А Коляна?

— А это еще кто? — опешил Сулейман.

— Кто, кто? Сосед мой, Никалай Дуреев.

— А! Алканавт этот, из-под лавки. Видишь ли… он меня узнал.

— Да ладно! Он и поговорить с тобой толком не успел, отключился. Не то что внешность твою запомнить…

— И я так думал, по этому не таился, когда твой адрес спрашивал. К тому же, если рассудить, где два таких разных человека, как доктор наук и бомжеватый алкоголик, могут пересечься в четверть миллионном городе? Нигде. И узнать меня он не может, даже если и запомнил что-то.

— Вот именно! А ты говоришь — узнал!

— Вот именно! — передразнил Сулейман. — Встретились на следующий день. И где? В «Доме просвещения и науки»! Это же надо! — возмущенно запыхтел он. — Пьянь наведывается в дом науки. Зачем?

— Лекции слушать. О пользе спиртных напитков.

— Ну дела! — Сулейман вновь присел. — И главное, увидел и тут же узнал. Ломанулся ко мне, да еще оторву какую-то за собой под ручку тащит. Лыбится. Орет «Лелин хахаль!». Еле убежал. А вечером наведался к Коляну вашему в гости. Нарядился пьянчужкой — это ж самая лучшая маскировка. Синяк себе подрисовал, шапчонку на глаза, рот самогоном прополоскал. Так и явился. Бутылку с собой принес.

— С отравой, — пробормотала я.

— С отравой. Все равно, думаю, помер бы — не сегодня, так завтра. Либо от водки паленой, либо от пневмонии.

— Но не помер же!

— Ты прикинь! — Сулеймановы глаза округлились еще больше. — Выжрал бутылку денатурата, от которой даже лошадь бы сдохла, и ничегошеньки! Лежит песни поет.

— И ты его ножичком…

— Ножичком, — согласился он. — А предварительно мешок ему с твоими вещами дал, наврал, что у жены барахлишку натырил, и пока его припрятать надо. А завтра, говорю, вместе с тобой загоним. Он и обрадовался.

Сулейман замолчал, вздохнул удовлетворенно и начал сосредоточенно застегивать молнию на сумке. Видимо, сказал, все что хотел, и больше разговаривать не намерен. Что ж, значит, мое время пришло. А как умирать-то не хочется! Надо еще что-то придумать, что-то, что оттянуло бы мою кончину еще хотя бы на четверть часа.

— Вроде все ясно, — подумав секунд двадцать, выпалила я. — Не понятно одно — за фиг ты в моем столе рылся, за фиг в квартиру проник…

— Вот дурочка! — радостно воскликнул он. — Неужели до сих пор не поняла?

— Нет. — Я нахмурилась. — Вроде, нет.

Сулейман вновь расплылся в улыбке, зачем-то припрыгнул и вытащил из кармана смятый листок.

— Узнаешь? — он помахал им перед моим носом.

— Э-э-э. — Я послушно уставилась на листок. — Э-э-э. Вроде.

— Как это вроде? — Сулейман ткнул бумагу мне в нос. — Это же тот самый, что Сеня в коридоре нашел.

— А! Контрольная по органической химии. И где ты ее взял?

— Ну ты ва-а-аще! — протянул он уже разочарованно. — Неужели не дошло, что это та самая формула «Осы» из-за которой все и началось?!

— Но ты же сказал…

— Да мало ли что я сказал! — гаркнул он. — Я много чего тебе мог наговорить, например, что это реферат по квантовой физике, и ты бы поверила. — Он шлепнул меня листком по носу. — Надо же быть такой необразованной дурочкой, чтобы принять это, — вновь шлепок, — за институтскую контрольную. И я еще думал, что ты это специально…

— Что специально?

— Я решил, что ты издеваешься надо мной. Веришь, я подумал, что ты все знаешь, все вычислила, поняла, по этому зажала формулу, припрятала ее, а мне сунула в нос с банальным вопросом лишь для того, чтобы поиздеваться.

— Поиздеваться? — ахнула я.

— Ну…Либо дать понять, что формула у тебя, и в скором времени мне придется у тебя ее выкупить. — Он досадливо тряхнул головой, от чего вокруг его лба закружился вихрь белой пудры. Выглядело это очень гадко!

— И когда же ты понял, что я не коварная шантажистка, а просто дура?

— Когда, когда, да никогда! Разве я мог предположить, что ты ей книжку закладываешь! — не унимал возмущения Сулейман.

— И как ты потерял этот лист?

— Как, как. Бежал после пожара по вашему коридору, запнулся. Упал. Бумаги, ну те, что я выкрал, из-за пазухи высыпались, я их собрал. Думал, что все, а оказалось, что главную проворонил. Потом вернулся, давай искать, а тут вы с Сеней. Пришлось сбежать. — Сулейман почесал своей внушительный нос. — И я не придумал ничего лучшего, как подкараулить тебя в кустах, думал сумку вырвать. Помнишь такое?

— А как же! Чуть руку мне не оторвал.

— Ты же мертвой хваткой в сумку вцепилась! Как фурия. Бросила бы кошелку свою, ничего бы не случилось … Вот тогда я и подумал, что ты явно хранишь в ней что-то ценное, не иначе формулу… Не из-за мелочи же, не из-за пудры с помадой ты жизнью рисковала… Это же ерунда…