— Вариант!
Наклонив лысую голову, Буцефал побрел прочь, я сплюнул и тоже побрел прочь, от него. В дом. Спать. Надоели. Прежде чем лечь, я изловил-таки Сушеную Гадину и подвесил на стене на крюк, предварительно забив в поганую пасть хороший кляп.
Глава 5 ПРИНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ
— Ветер, сука! — мрачно произнес карлик, просовывая голову в дверную щель.
— Двери закроешь, может быть? — буркнул мрачный Эдсон, поигрывая кожаным портмоне с двойным дном.
— Может и закрою, а может быть и нет, — неопределенно отвечал Буцефал, втискиваясь внутрь, и добавил, — ветер, говорю, сука. И вообще, плохо без Солнца.
Он что-то прикинул в уме и все-таки закрыл, наконец, двери.
— Ну и вешайся! — посоветовал ему Эдсон и сунул портмоне в тайник, в котором, о чем знали все, хранились какие-то странные фотографии личного свойства, измятая записка, а также сборник стихов и рассказов Твин Ли.
— Соленое Озеро опять заметет, — продолжал бурчать карлик, — так и надо мормонам, сукам и Хэнгмену вашему тоже.
— Так и надо, — откликнулся я, окончательно просыпаясь, и усаживаясь на своей соломенной постели, — и я не вижу в этом ничего смешного, а тем более причин для столь бурного веселья.
Эдсон хмыкнул, и в этот самый момент, дверь содрогнулась от страшного удара и распахнулась настежь. В комнату ввалился здоровенный мужик, весь обсыпанный зерном и мукою.
— Уссеница! — хрипло и страшно высказал он с порога и поднял над головою топор. Не такой, как у Хэнгмена, поменьше, но тоже вполне приличного размера.
Эдсон сглотнул слюну, я, не вставая, протянул Мельнику, а это был он, зажженную сигарету. Он опустил топор, пошарил по карманам, нащупал наполовину высыпанную папироску, прикурил, поклонился в пояс, затем развернулся и медленно ушел, сгибаясь под порывами действительно усилившегося ветра. Я наблюдал за ним сквозь дверной проем, пока он не скрылся из вида. Карлик, отчаянно вздыхая, попытался пристроить дверь на место, но у него ничего не получилось.
— А мне Линда снилась, — сообщил я вслух, просто чтобы что-то сказать.
— Целуй ее в… — тут же откликнулся Эдсон, которого все еще била крупная дрожь. Он недолюбливал Мельника, а Мельник недолюбливал его. Такая вот грустная история любви.
— Веришь, Юзик… — продолжил было он, но тут дверь снова широко отворилась и на пороге возникли какие-то крестьяне в истерзанной одежде.
«Натуральные Исподлюбки!» — подумалось мне.
Мужики топтались на пороге и не решались войти, было их человек пять, или шесть, но никак не меньше. Потом один из них с виду постарше, упал на колени и стал отчаянно биться головой об деревянный пол, причитая:
— Может, умрешь барин? А? Может, умрешь?
К кому он обращался было совершенно непонятно, к тому же, по-моему, он был подслеповат.
Эдсон сплюнул на пол, а карлик сказал, обращаясь к предводителю Исподлюбков:
— Ушел ваш барин, как есть ушел. И вы идите!
Мужики неловко топтались, переминаясь с ноги на ногу, смущенно пряча за спиной вилы и косы. Их предводитель замер и прекратил бить поклоны, осмысливая смысл сказанного Буцефалом. Потом встал на ноги, отряхнул холщовые колени и произнес извиняющимся тоном:
— Виноваты. Батюшка. Обманулись. Лукавый попутал. Простите за беспокойство. Вот…
По цепочке из-за спины ему передали мешок, и он бережно положил его у входа.
— Вот, это… Сомика примите. Хороший сомик, сами ловили. Этими вот руками.
Он шморгнул, иначе и не скажешь, мясистым носом и застенчиво поинтересовался:
— А может это…
— Нет! — заорал Эдсон.
— А может, все-таки вы… Это ж быстро. Секунда. Убьете и все? А?
— Вон!
— Своими ж руками ловили!
Руки он тоже предъявил. А потом, согнувшись под яростным взглядом Титра ушел, пятясь задом. И товарищей своих увел, наконец-то.
— Титр в углу экрана: «Эдсон», — констатировала Сушеная Голова, молчавшая все это время.
Впечатлительный Эдсон трясущимися руками развязал мешок и предъявил нам его содержимое. Конечно же, никакого сомика там не было, а была там мертвая Купана Кыска с обрезанными по щиколотку ногами.
— Ножовкой резали, — авторитетно заметил карлик, — причем тупой!
— Исподлюбки! — закричал Эдсон, выбрасывая мешок вместе с содержимым за двери, — ненавижу!
На улице он задержался, видимо кто-то еще пришел. До нас долетели невнятные обрывки их разговора:
— Нету у меня… ненавижу… нет, не пойду…а Мельник что делает?…привет от Числолапа… Сука… ненавижу, ненавижу…нет, не прощу… выжатый лимон…