(В смысле – члену, чтобы возбудился,
Чтобы приподнялся хоть слегка.)
А иначе мигом директриса
Жеребца поправит в лошака.
Эта мысль промчалась, как торнадо,
Как цунами. Буря. Ураган!
А корова, жаждая услады,
Скинула свой красный кардиган.
Оказалось – баба сильно в теле,
Жопа, ляжки, груди – всё при ней.
В молодости, верно, в «этом деле»
Загоняла до смерти парней.
Молодость минула, страсть осталась, –
Вон, как задрались у ней соски!
И унять такую, – вряд ли малость,
Мне придётся. «Беби, помоги!»
Юности не важен возбудитель,
Увидал лобок – и вмиг готов.
Так и мой отчаянный долбитель –
Заторчал колом без лишних слов.
Бешеная баба повалилась
На кушетку, ноги разбросав.
Сквозь космы влагалища сочилась
Ёбальная смазка – как слеза.
Член уже хрустел от предвкушенья,
Яйца ныли, спермою полны,
Я сглотнул, и двинулся к кушетке,
Стягивая тесные штаны.
Влажные космы, что лес дремучий,
Спутались. Попробуй, одолей!
Одолел… И корень свой негнучий
Засадил – до самых до мудей.
Только ждало разочарованье:
Оказался так велик карман,
Что моё благое начинанье
Кануло, как килька в океан.
Или – как огурчик в таз кефира,
Или – как обмылок в унитаз.
В общем, не по нам была квартира,
Не по нам… Эх, в рот же, в рёбра, в глаз!
Только комсомолец не сдаётся!
Есть же выход (то есть, в смысле – вход).
Если есть, со временем найдётся!
Например, заправить, суке, в рот!
Или… Эх, рисковый я парнишка!
Ну и хрен с ним, будет – как решил.
Только не согнись, подруга-шишка,
Не согнись! – И в сраку заложил!
Сразу показалось курве жарко,
Завертелась, курва, на елде,
Застонала, выгнулась, как арка,
Хлопая ладошкой по пизде.
– Что там хлопать по пустому месту?
Я люблю неторные пути,
Задние проходы и проезды…
А она: – Работай, не пизди!
Тут мне стало как-то не до трёпу,
Забрало желанье – до нутра,
По сердцу пришлось. И в эту жопу
Я кончал до самого утра.
К утру «крыса» стала просто Олей.
Я – «мышонком», а «обсосок» – «петухом».
И потом частенько в нашей школе
Я скакал на Олечке верхом.
И не только в школе – где попало,
Лишь бы было место раком встать.
Ох, немало «теста замесил», весьма немало…
Член до смерти буду отмывать!
Кстати, школу кончил с золотой медалью,
И с презентом Олечки-души.
До сих пор его дамасской сталью
Без проблем точу карандаши…
И клинка кривого лёгким взмахом
Развалил лимон напополам,
Стопку «Ахтамара» дёрнул махом,
Шёлковый платок поднёс к губам…
Ах, Густобрехалов, старый пёс,
Где здесь правда, где обман лукавый?
Снова ты смятенье в души внёс,
Да и хуй с ним. Браво, мастер, БРАВО!
Предновогоднее застольное о любви
В снегу кувыркаются лисы,
В снегу кувыркаются волки.
Под снегом игривые крысы
Друг друга кусают за холки.
К чему эти вольные позы
Среди заметенной России,
Где страшные миру морозы
И люди, от водки косые?
К чему сладострастные стоны
И похоть в глазах маслянистых?
И, кстати, куда Купидоны
Спешат на крылах бархатистых?
Негодные голые твари!
В руках – арбалеты тугие.
Поймать бы, да врезать по харе,
Как принято в снежной России!
Зачем над людьми и зверушками
Кудрявые бесы охальные
Порхают, трясут титирюшками,
И будят мечты сексуальные?
Не к месту они, не ко времени,
В России по зимней погодке
Не греют любовью по темени,
Коль принято спиртом по глотке!
Не слышат. И даже не слушают.
Уже надо мною кружатся!
Запели тетивы… Докушаю,
Допью, – ДА ПОЙДУ КУВЫРКАТЬСЯ!!!
Exegi monumentum
(Всем посланным мною и пославшим меня)
Я памятник себе воздвиг нерукотворный…
Он многих на хуй шлёт и шлёт тропою торной,
И вряд ли зарастёт та славная тропа,
Покуда этот муж с улыбкою задорной
Не срезал языка при помощи серпа.
Нет, всех он не послал – и это пуще гири
Героя тяготит и давит, как свинец.
Стал быть, не смолкнет он, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один самец.
А слух о нём идёт! Дошёл уж до престольной,
Трепещет перед ним всяк сучий в мире муж,
И хитрый внук татар, и жид[2], и ныне вольной
Русак, и младший мистер Буш.
И долго будет тем любезен он поэту,
Что ядовиты пасквили вовек не осуждал,
За них не звал, как чмо, к судебному ответу
И никогда еблом не торговал!
Велению его, о брань, пребудь послушна!
Обида не страшит ругаку-молодца,
На цензоров своих он смотрит равнодушно,
В раздвоенный прицел стоячего конца.
О складных словах
(в помощь собрату-версификатору)
Кантата Глюка – что запах пука,
что эхо стука, реки излука
иль гибель Кука.
Иль Левенгука.
Или наука стрельбы из лука…
Какая мука с собой разлука!
Какая мука…
Тщета… Докука…
Ах, рифма-сука!..
Прелюбомудрие
(Из «Опытов»)
Женщина – существо изначально без члена,
Следовательно, бесконечна; влагалище её – квинтэссенция глубины.
А мужик, будь у него хоть елда по колено,
Не имеет вагины, значит, спесь его и гордыня – превентивно смешны.
И сколько б ни тужился он, напрягая чудовищный фаллос;
И сколько бы ни заявлял, что «баба не человек, но всего лишь жена»,
Все его экзерсисы по сути своей – производство словесного кала.
А физически он никогда не родит ничего, помимо и кроме
– еще раз замечу – говна.
вернуться
2.
НЕ ОСКОРБЛЕНИЕ!!! Название некоей группы лиц, часто встречающееся у писателей и поэтов XVIII-XIX века (смотри, например: Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, А.П. Чехов etc).
Относительно современного названия догадки у меня имеются, но я их никому не открою. А то, глядишь, обвинят в чём-нибудь… (Прим. автора)