Иль за Гренландией Японию найти —
Увидели Ямал и стены Лабрадора
И проложили нам начальные пути.
И гибель Баренца и Гудсона, и многих
Забытых, маяком светила нам в дороге.
XXXIV
Когда вернулся Рийп с остатками отряда
Виллима Баренца — их всех уже давно
Считали мертвыми. Тот день был днем парада,
Днем торжества страны. В тот день лилось вино
Не в честь полярников. Нет — большая отрада —
На взморьи Хутман встал и опустил на дно
Свой якорь с глиною индийских рек на лапе.
Он весь Цейлон привез домой в суконной шляпе.
XXXV
...Но вслед за Берингом Овцын и Муравьев,
Малыгин, Прончищев, два Лаптевых, Челюскин,
Взяв на плечи гранит полярных берегов,
Приподняли Сибирь. Им, офицерам русским,
Рукою мертвой Петр по выпуклости льдов
Чертил ужасный путь... И чукча глазом узким
Глядел с горы на дым незнаемой земли,
Откуда двигались чужие корабли.
XXXVI
Лупили кошками матросов...
…………………………………
…………………………………
…………………………………
XXXVII
За открывателем шел нагишом разбой.
Сибирь — поднятая, как крышка над бездонным
Ларем глухих богатств под ледяной корой,
Где вмерзли мамонты, как мошки — вновь со зво-
ном
Захлопнулась. Ее одной своей рукой
Стал поднимать купец. Родительским иконам
Сначала помолясь, поддевку на сюртук
Сменив и натянув на две коряги рук
XXXVIII
Перчатки модные, он в Петербург поехал,
Как дышлом на стену с разлету на отказ.
В столице встреченный зевотою и смехом,
Он скачет в Лондон. Там...
Радушно принят он. И стоголосым эхом
Европа торгашей ему отозвалась.
И вот уже, будя весенних тундр молчанье,
На «Темзе» в Енисей вплывают англичане...
XXXIX
Фрегат с сосульками на виселицах рей
С названьем «Тететгоф» команда оставляет.
Шли месяц. А судно, быть может чуть бледней,
Кресты огромных мачт до неба поднимает;
Шли десять дней еще и девяносто дней
Пешком по страшным льдам. И вот: собака лает
На русском корабле: близ бухты Пуховой
Весь до верхушек мачт он отражен водой...
XL
Расставшись с «Вегою», в туманную протоку
Вплывает «Лена». Мыс моржовою губой
Поднялся из воды... Теперь один к востоку
Усатый Норденшельд ведет свой зверобой.
Хрустальный колокол, приросший за ночь к боку,
Расколот пополам. Заздравною волной
Им брызжет океан сквозь боковые сети
За исполнение мечты пяти столетий.
XLI
...На мокром мостике стоял Русанов. Глухо
Шумел прибой, на мель швыряя валуны.
Как белую толпу одетых в саван д ухов,
Он пену вскидывал из черной глубины.
Да корабля фонарь, как огненная муха,
Летел к нему. И льды, хребтом взгромождены,
Смыкались за кормой. Налево были горы.
Направо — ночь и льдом забитые просторы.
XLII
И под лучами зорь последних, на востоке,
Тресковой чешуей канал воды блеснул.
То был желанный путь, неведомый, далекий,
Лишь —Вегой&raqyo; пройденный. А следом
реял гул
Орудий. Это льды сшибались на пороге
Двух водяных домов. А север потонул
В огне. Он весь пылал, как пуншевая чаша,
И плыли в золоте вечернем, в иглах башен,
XLIII
Соборы айсбергов. Двенадцать моряков
И Кучин — капитан, ходивший к Антарктиде —
Взошли на палубку, Завал тяжелых льдов
Раскрылся западней пред ними. На корыте
С названьем «Геркулес» они без лишних слов
Решили дальше плыть: иль потонуть, иль выйти
К проливу Беринга сквозь тысячу ворот
Возможной гибели. И ночь открыла рот
XLIV
И поглотила их навек...
А на год раньше
У горла двух морей столпились корабли.
В проливе — караван. На взморьи — караван же..
Все в море в этот год проникнуть не могли.
И вот уж в сентябре, — когда багров, оранжев
Лег за кормой закат, — как бы паря вдали
На дымовом крыле, расталкивая льдины,
Как лебедь пронеслась проливом баркантина.
XLV
Лишь имя золотом на выпуклой корме
«Святая Анна» враз зажглось под солнцем
поздним
И враз погасло... «Снег шумел в вечерней тьме.
Слетаясь к фонарям, шепча о чем-то грозном,
О чем-то сказочном, как детство. Как в уме,
Во вьюге понеслись преданья. То в морозном
Дыму, в огнях, встают большие города.
Tо слышен женский смех, то — хор. А то —
суда,
XLVI
В скульптуре, в фонарях, кренясь под парусами,
Но не касаясь волн, во вьюге пролетят
Легки, хоть доверху загружены тюками,
На Белых островах сгибаются, шумят
Багряные леса, невиданные нами...
Так — в мутно-синее кольцо сомкнув закат
С восходом, ночь несет легенды снеговые,
Как миллион гусей, над Колой, над Россией,
XLVII
До Крыма... Если вы увидите хоть раз
Миражи снежных бурь над Баренцевым морем,
Вам будет чудиться и будет мучить вас
Цветущая страна за ледяным простором,
Которой нет еще, где лишь снега сейчас.
Вы захотите льдам, ночам, полярным зорям,
Любой снежинке дать другие имена,
Взяв их из тех глубин, где Эдда рождена...»
XLVIII
Толпится экипаж Норвегии и поморы
У грязной лестницы в салон. Порой до них
Доносятся слова ругательств или спора.
Вот капитан кричит, вот штурман. Крик утих.
Шаги. Наверх взбежал Альбанов: «Братцы! Скоро
Я ухожу к земле. Но это для других
Пусть будет не в пример!» И все, кто были в силе,
Тринадцать человек пойти за ним решили.
XLIX
На корабле цынга, раздор. Им все равно
Ждать было нечего. Они в конце апреля,
Взяв судовой журнал, покинули судн о.
Под ними зеркала пунцовые горели —
Корчаги тысяч зорь расколотое дно.
Но с каждым днем страшней недостижимость
цели
Им затемняла ум. Все знали: дрейфом льдов
Их тащит в океан, назад от островов.
L
От кулака цынги из челюстей крошились
Их зубы. От трудов ужасного пути,
Мертвели ноги их. Сильнейшие ложились
На лед, чтоб умереть, но дальше не итти.
Тогда к ним подходил Альбанов. Черен, жилист,
И сам чуть жив, он все ж их должен был вести.
В нем подымалася мостом огромным воля,
Верст на сто бросив тень на ледяное поле.
LI
Чтоб их от гибели спасти, он кулаком
Отставших бил в лицо, пока они, рыдая,
Не встанут, не пойдут. Забывшись кратким сном,
Он быстро вскакивал и, снова избивая,
Гнал обессилевших. Порой им островком
Казалось облако иль глыба ледяная.
Вот наконец земля дневной луной вдали!..
Но двум лишь удалось добраться до земли.
LII
..Отходит мглы стена, от солнца кровяная.
Под ней на берегах Гренландии шумят
Леса дубов, листву к прибою наклоняя.
Порхают бабочки, стада слонов трубят
Над теплым озером. Из моря выплывая,
Дюгони грудью вверх на отмелях лежат.
Прошло сто тысяч лет. В седых глазах варяга
Дым от колонии встает с архипелага.
LIII
Но спят под глетчером погибшие года —
Толпа богатырей и скайльдов, с городами
И войнами... И вновь ночные (ворота
Открыл морской апрель. Сверкая плоскостями,
Взлетает самолет следить движенье льда,
Чертя крылом волну, кружась под облаками,
Блестя за тучами сигнальным фонарем
И отражая даль серебряным крылом.
LIV
В очках и пыжике под шлемом желтой кожи,
Сжав рукавицей руль, ведет его пилот.
Оттуда глубже мир и молодость моложе...