Я пережил в морях немало,
ходил по траверзу на бак,
и даже знаю слово «льяло»,
и как какой зовётся флаг.
На корабле я был как Пушкин –
писал вдали родной земли,
и даже выстрелить из пушки
однажды в море мне дали.
Я видел, котики как дремлют,
и как косатки режут гладь,
мне разрешили даже дейдвуд
в ведре на мостик потаскать!
Пока на суше люди преют
ловя от солнца жуткий зной,
без страха бегал я на реи,
и мачту чувствовал спиной.
А после тягот так неплохо
по трапу кошкою ползя,
пойти скорее в гости к коку,
куда другим ходить нельзя.
Эх, флотский борщ, он так наварист,
внутри с копченой колбасой,
кто утомился, постараясь,
тот, чуть поев, - готовый в строй.
Не надо даже мне медали,
за службу все четыре дня.
Я лишь мечтаю, чтоб призвали
на флот однажды и меня!
Песня о китах
Растут осенние сады.
И c яблонь листья опадают.
На окнах в вазочках цветы
Всё увядают, увядают.
И грусть вечернею порой
В мой дом заходит одинокий.
И слух ласкает лишь прибой,
Хотя достаточно далёкий.
А там в прибое мертвый кит
Лежит, на берег брошен острый.
И за него душа болит -
Не просто жить китам, не просто!
Огромен он, как сто домов,
Увы, но это не спасает,
И волны, что злобней волков
Китов на берег выбросают.
И как хвостом он не крутил,
И плавником, спастись пытаясь,
Своё здоровье погубил,
О берег телом ударяясь.
Не пожелаю никому,
Чтоб участь их была такая.
Сижу в своём пустом дому
И громко слёзы проливаю.
Растут осенние сады.
И яблонь листья опадают.
На берегах лежат киты
И умирают, умирают.
Куда идёт жизнь?
Порою на меня навалится усталость,
и режет жадный ум, как лезвием ножа:
куда стремится жизнь, зачем приходит старость,
и что оставлю я, навеки ухожа.
Пока мне хорошо без этих жить отгадок:
умён я и пригож, Мыслитель и Поэт,
и с Настенькой у нас промеж собой порядок,
и сил ещё полно, и хворей разных нет.
Но сколько не иди – всегда упрешься в стену,
изжалит, догоня, годов летучих рой,
и силе и уму тогда придёт на смену
такое, что завыть желается порой.
От старости, увы, не увезут составы,
и белый самолёт, увы, не улетит.
Угасшие мозги, скрипящие суставы,
бронхит и сколиоз, маразмы и отит.
И жалок стану я, оглохня и слепея,
остатком прежних сил усня в себе самом.
И буду я ходить с лицом щенка шарпея,
и даже размышлять шарпеевым умом.
Я смерть не тороплю – я так люблю Живое
и Слово, и вообще, живое всё храня,
но лучше умереть, пока еще такого, -
который ДОЛЖЕН ЖИТЬ, - запомнили меня.
Чтоб грохнуть мне салют из самых громких пушек,
чтоб камень водрузить: «Поэт усопший тут».
А ворохи моих тетрадных четвертушек
по миллиону лист на Сотбис продадут.
Но это – не сейчас, сейчас, над жизнью властен,
я буду вас будить и буду вас спасать,
и радость вам дарить, и счастье – милой Насте,
и Слов своих Живых без устали писать!
Счастье в животике
За что мне такое подарено счастье?
Живу, закричать всему свету хотя:
со мной моя нежная милая Настя,
а в ней – ненаглядное наше дитя.
Я глажу настёнин живот осторожно,
и сердце звенится, на небо летя:
пинает меня своей крохотной ножкой
и скоро запросится к свету дитя.
Я Насте кормлю только лучшей едою,
чего ни попросит – найти мне пустяк,
на небо взлечу, проплыву под водою,
чтоб было накормлено наше дитя.
Не дам своей милой поднять даже сумку,
и так она ходит порою, кряхтя.
Навеки забыл я проклятую рюмку,
во имя Настёны и ради дитя.
Рожай, да побольше, не станут обузой –
ведь в них наша вечность, скажу не шутя.
Лишь ты – моя самая главная муза,
особенно если ты носишь дитя!
С Днём рождения, Дмитрий Анатольевич!
С Японского моря за пазуху веют прохладные бризы,
скорая осень маячит за сопок горбатой грядой,
но у меня весна цветёт на душе, будто выиграл приза:
сегодняшний день для меня этот – радостный самый такой.
Хочу я с восторгом до неба любимой России поведать,
что время пришло ликовать и садиться с друзьями за стол:
сорок шесть лет назад нам Вселенной подарен Медведев –
наш Президент и грядущих побед наших будущих столп.