Один фрагмент мозаики
Один фрагмент мозаики
Выпал по дороге,
Один фрагмент мозаики
Мокнет под дождем.
Он может быть яблоком Евы
И складкой на мантии
У королевы.
Бутылкой — темницею джинна
И светлой вуалью
Невесты невинной.
Застежкой на платье блондинки,
С детьми обитавшей
В огромном ботинке,
А может, клочком невредимым
Плаща злой колдуньи,
Истаявшей дымом.
Он может быть льдиною в стужу,
Лохмушкой на пузе
Медведя из плюша.
А может, он полон следами
От высохших слез, что лил ангел над нами.
Едва ли найдется судьбой одаренный не хуже,
Чем старый кусочек мозаики, мокнущий в луже.
Кошка, малыш и мама
Почему ты не видишь, что я — просто кошка,
И нельзя меня сделать никем другим?
Отчего же ты сердишься или грустишь,
Когда я приношу тебе дохлую мышь,
И мяучу, и прыгаю ночью в окошко?
Ведь я — просто кошка.
Почему ты не видишь: я — просто малыш,
И нельзя меня сделать таким, как ты?
Я наивным вопросом любого сконфужу,
Не даю себя тискать и прыгаю в лужу,
Отчего же ты сердишься или грустишь?
Я — просто малыш.
Почему вы не видите: я — просто мама,
А не вечно спокойный седой мудрец?
Так зачем разъяснять мне, что чувствует кошка,
И что все малыши бедокурят немножко?
Да, порой я ворчу и бываю упряма,
Ведь я — просто мама.
Тайна аистов
Детей приносит аист,
Спускаясь с облаков,
И он же, возвращаясь,
Уносит стариков.
Взмахнув крылами споро,
Их поднимает ввысь
На Фабрику, в которой
Все люди родились -
Чинить кривые спины,
Шить мускулы стежком,
Разглаживать морщины
Особым утюжком.
Следы былой печали
Стирают им с лица,
Чтоб новенькими стали
Усталые сердца.
Меняют сны и память,
Сжимают, а потом
Ждут аиста — доставить
Младенца в чей-то дом.
Последний из Гаммельна
О, как кричали старики,
Сулили все на свете,
Когда, молитвам вопреки,
Ушли за флейтой дети.
За руки взявшись, Мег и Рой
Кружились, пели, звали,
И Микаэль — братишка мой,
И хромоножка Салли,
И рыжих близнецов чета —
С усталых пыльных улиц
Ушли неведомо куда
И больше не вернулись.
Там, за пригорками, вдали
Затих напев ведомых.
Все дети Гаммельна ушли,
А я остался дома.
Отец сказал — нас любит Бог:
Услышь я эти звуки,
И мне никто бы не помог.
Я здесь. Я мру от скуки.
Флейтист, в чудесные края
Зовущий среди ночи…
Тебя, конечно, слышал я.
Но… Испугался очень.
День рождения дракона
Свой день рождения дракон
Справляет возле речки.
Гляди: на тортик дует он
И… Зажигает свечки!
Если выключить свет
Безусый мальчишка и старенький дед -
Их спутать легко, если выключить свет.
Надменный богач и замученный смерд –
Как два близнеца, если выключить свет.
Индеец, малаец, зулус или швед –
Так схожи они, если выключить свет.
И Бог, поглядев на источник всех бед,
Когда-нибудь встанет и выключит свет.
Битва
Рассказать тебе, друг, как в ночи безотрадной
Я сражался с коварными… Нет? Ну и ладно.
Сад носов
В саду моем лихо, сплошная шумиха,
Теплицы от чиха дрожат круглый год.
Растут там не розы — носы-медоносы,
И нюхают тех, кто сорвать их придет.
Попробуйте сами возиться с носами!
Сплошные проблемы, а вовсе не блажь:
Такие былинки не купят на рынке,
А шнобель с горбинкой совсем не продашь.
На выставках нету носатых букетов,
Для девушек их не берут никогда.
За месяц добудешь копейку да кукиш,
А если простудишь, то просто беда.
Но все же в порядке сморкучие грядки,
В сопливых садах не найти сорняка.
Во время покоса всех милости просим!
Останетесь с носом вы наверняка.
История волынки, которая не могла ответить “нет”
В ясный полдень на рассвете год клонился к четвергу.
Черепах волынку встретил на песчаном берегу,
И спросил он: “Дорогая,
Можно, я присяду с краю?
Я устал, я зол на свет…”
И прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.
“Этот берег одичалый мне давно уже не мил,
Я внимал волнам и скалам, но ни разу не любил.
А теперь дрожу от страсти.
Ты мое составишь счастье
До скончанья долгих лет?”
И прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.
“Ты — единственная! Дива! Непохожая на всех!
Так тиха, несуетлива! И такой престранный мех…
Можно, обниму я тонкий
Стан родимой незнакомки,
Нежный, как шотландский плед?”
И прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.
“Ненаглядная подружка! Счастье ждет нас впереди!
Я шепну признанья в ушко и прижму к своей груди”.
Так, воркуя, тело милой
Он обнял со всею силой,
Светлой нежностью согрет,
И волынка промычала “Ауыыы!” ему в ответ.
Черепах вскричал, ревнуя: “Объяснитесь, милый друг!
‘Ауыыы!’ при поцелуе — крайне бессердечный звук.
Целовал я неумело
И ко мне ты охладела,
А любви простыл и след?”
И прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.
“Значит, мне одна дорога — ради счастья дорогой
Удалиться одиноко, не смущая твой покой?
Нет! Воскликни ‘Нет!’, родная,
Отвори мне двери рая
И развей кошмарный бред!”
Но прекрасная волынка не смогла ответить “нет”.
Черепах ушел в уныньи и лирической тоске,
А волынка и поныне возле моря на песке.
Ты спроси ее смелее,
Так ли все случилось с нею,
Передав ей мой привет,
И волынка, я уверен, ни за что не скажет: “Нет”.