Сборники Стрельченко «Стихи товарища» и «Моя фотография» привлекли внимание читателей и литературной общественности. Они рецензировались в печати, обсуждались в 1941 году на творческой конференции московских писателей. Стрельченко слышал слова о том, что замысел его произведений находится будто бы в полном несоответствии с его поэтическим выражением, что декларативность якобы стала его «поэтическим принципом», что, наконец, «ручью его поэзии» грозит опасность «уйти в песок» — то есть бесследно исчезнуть. И он слышал нечто совершенно противоположное: «К стихам Стрельченко и ко всему его творческому облику, — говорил, например, Н. Асеев, — у меня создалось отношение как к чему-то очень чистому, бескорыстному и прозрачному в поэзии». Целомудрие его стихов, силу и верность его мысли, выражаемой с подлинным совершенством формы, отмечали А. Митрофанов, И. Уткин, Л. Славин, Ю. Олеша, П. Скосырев…
Время многое прояснило. Поэзия Стрельченко не оказалась забытой. Она — не вчерашний день нашей литературы. В ней бьется сердце человека нового, коммунистического мира. Она принадлежит настоящему и будущему.
С. Трегуб.
Медвежий сон преодолев,
Наскуча отдыхать,
По-птичьи вскрикнув —
Нараспев, —
Задвигались меха.
И сразу — погляди! —
Ого:
Бросая искру-взгляд,
Вспорхнул жар-птицею огонь
В большом гнезде угля.
И —
В руки-провода.
Наддай! —
Взметнулся молоток.
Наддай! Еще наддай!
Я видел, как горят глаза,
Я слышал бодрый стук,
Я чуял радостный азарт
Налитых жизнью рук.
Глянь: пламя… искры.
Друг, вглядись!
…И выступал в созвездье искр
Прекрасных форм намек.
Хочу, чтоб был и у меня
Мехов певучий спор.
Хочу жар-пламя перенять
И эту точность форм!
1929
Порт вертится живым волчком
(Порт — он до изумленья юный)…
Спина нагружена мешком,
И руки напряглись, как струны.
И чуешь ты,
Свой день большой
Пудами клади отмечая,
Как бьются тучи над волной
Встревоженною стаей чаек…
Но сброшен груз.
И снова так
Идти пружинным, четким ходом.
А сердце отбивает в такт
Коротким возгласом лебедок…
Вновь сброшен груз.
И хорошо
Плечам прохладою напиться.
А руки ждут,
Пока мешок
Не вздулся от струи пшеницы.
1929
В работе, —
Словно человек, —
Дом дышит тяжело.
За ним —
В пыли и на траве —
Труд, пот и крик колес.
…Мешок, спина да две руки.
Рывком идет зерно —
И захлебнулися мешки,
И злится пыль у ног;
Так разгружается вагон
Под выкрики и звон.
Так руки радостные труд
Торжественно несут.
…От трубок рвется ловкий дым,
Ломаясь на ветру.
Весь дом работой одержим:
В нем, около него, за ним —
Крепчает труд, труд, труд.
А дальше — море.
Дальше — зной.
Прислушайся — и вот
Почуешь, песнею какой
Большою
Труд поет.