Крутая лестница вела наверх, к Королевскому бастиону, поднимавшемуся над старыми дворами и конюшнями. По мере подъема окружающие стены начали являть признаки уюта: на грубый камень легли гобелены и резные панели. Древнюю потрескавшуюся плитку пола недавно отмыли и отполировали, в ней золотыми лужицами отражался свет дворцовых ламп, чеканенных из металла и изящно застекленных. На каждой площадке стояли теперь стражи — цистериане, и до них уже начинал доноситься тот деловой шум, что в любое время дня и ночи не покидает бастион. На четвертом уровне Томас повел их к старой лестнице, от которой начиналась отделанная под дуб Лестница королевы. Теперь они находились в самом сердце бастиона, и посты повсюду занимала гвардия ее величества.
Дубелл помедлил на лестничной площадке и посмотрел на широкую лестницу, темное дерево стен и перил которой украшали кованые железные кружева и кусочки зеркального стекла. Потом он качнул головой, как бы удивляясь собственному легкомыслию, и промолвил:
— Как давно это было.
Десять лет назад его, тогда еще нестарого чародея, провели этим путем пред очи ныне вдовствующей королевы Равенны, объявившей ему приговор, к счастью, ограничившийся ссылкой, хотя можно было ждать и смерти. Ответив на приветствие часовых, Томас подумал, как удачно вышло, что Равенна тогда проявила милость к Галену Дубеллу.
Лестница вела наверх в прихожую, где начинались парадные покои вдовствующей королевы. Тронный зал и покои короля располагались на противоположной стороне бастиона, а молодая королева Фалаиса обитала в палатах, расположенных этажом ниже. Миновав ожидавших в прихожей юных пажей, они направились в обитель гвардейцев; вытянутое в длину помещение украшали богатые резные панели и несколько канделябров со стеклянными подвесками. Там уже находился Гидеон в окружении нескольких гвардейцев, желавших знать подробности ночного дела. Вошедшего Томаса они встретили приветствиями; пройдя вперед, он спросил у Гидеона:
— Ты видел Лукаса?
— Да, и он говорил с Равенной. Но тут явился бишранский посол и потребовал аудиенции. Сейчас они в зале Тайного Совета.
— Проклятие. Что могло понадобиться ему в ночное время?
— Кто знает? — пожал плечами Гидеон. Посол был дипломатом, а не воином, и посему молодой лейтенант не считал его особо важной персоной.
Томас думал недолго. Речь идет о Грандье? Тогда прощайте все надежды сохранить в тайне происшедшее в Речном квартале.
— Королева Фалаиса спрашивала меня. — Гидеон казался несчастным. — Я сегодня еще буду нужен?
— Нет, можешь идти.
Когда Гидеон ушел, Томас огляделся и увидел, что Дубелл прощается с доктором Брауном, явно не решившимся на беседу с вдовствующей королевой. Остальные стражники поглядывали на чародея с умеренным любопытством, по крайней мере свидетельствовавшем о том, что весть о приключении в Речном квартале еще не разлетелась слишком далеко. Два молодых альбонских сквайра с достоинством ожидали в уголке. Итак, Ренье уже здесь, подумал Томас. А хорошо это или плохо, зависит от того, в каком настроении пребывает пославший его король. Когда Дубелл повернулся к нему, Томас сказал:
— А мы с вами, доктор, будем ожидать здесь. — И они отправились в прихожую.
Тканым гобеленам с изображением Райского сада вторили по теме ковер и покрывала, заполнившие высокую и просторную залу оттенками зелени. Перед огромным мраморным очагом, рассеянно наблюдая за слугой, разводившим огонь, стоял Ренье, наставник дворцового собрания рыцарей-альбонцев, военного Ордена, учрежденного для охраны королевской персоны; принадлежность к нему, в отличие от всех прочих Орденов, в Иль-Рьене не являла дополнения к титулу. Отпрыски знатнейших родов вступали в Орден мальчишками и вели монашеский образ жизни, пока сам король не посвящал их в рыцари. Из Ренье, должно быть, вышел бы лучший епископ, чем глава альбонцев, однако в правлении своем он сдерживал стремление Ордена к религиозному фанатизму. Широкоплечий, могучий, словно медведь, он до сих пор выезжал на турнир в День возведения на престол короля, не замечая веса тяжелой церемониальной брони. Поверх подобающего придворному дублету кружевного воротника рослый рыжебородый рыцарь носил ветхий плащ из мешковины и плохо выдубленной кожи, полагавшийся всем альбонским рыцарям в честь Святого Альбона, скитавшегося в глуши перед обретением благодати.
Ренье поглядел на них и, заметив Дубелла, улыбнулся:
— С успехом.
Томас смотрел, как наставник приветствует старого чародея, и думал, насколько Ренье известны подробности закончившейся вылазки.
Дверь отворилась, в ней появился лорд Авилер, задумчиво поглядевший на них. Темноволосый, облаченный в кроваво-красные одежды, подобавшие его министерству, он мастерски владел своим болезненным, но симпатичным лицом. Кивнув Ренье и Галену Дубеллу, он перевел взгляд на Томаса и сказал:
— Речной квартал горит.
Капитан, чуть улыбнувшись, непринужденно оперся о каминную доску.
— О, только небольшая его часть. — Авилер так быстро последовал за ними, что Томас понял: министр уже знает, что его теперь ждет. — Глупая ошибка.
Авилер углубился в комнату, сложенные руки прятались в длинных рукавах. Томас подумал о том, чем объясняется эта поза: привычкой или же она преднамеренно скопирована с покойного отца Верховного министра? Авилер лишь недавно унаследовал свой пост, делавший его главой Собрания нобилей и богатых купцов, официально являвшихся советниками короля, как считалось, дававших ему советы и обладавших — теоретически — огромной властью. Однако на деле вдовствующая королева Равенна активно противодействовала ему, а королева Фалаиса игнорировала — почти всегда. И никто не мог ничего — так или иначе — поделать с Роландом, занявшим трон после истечения срока регентства Равенны. Авилер был в достаточной мере государственным деятелем, чтобы сожалеть об этом, но нехватка опыта мешала ему иногда скрывать свои чувства.
— В самом деле, милорд, чего вы от меня ждете? — Томас вопросительно поднял брови. — Или я должен признаться в том, что, опасаясь разоблачения, вынужден был поджечь город?
Прежде чем Авилер успел ответить, Гален Дубелл негромко сказал:
— Случившегося нельзя было избежать.
— А, доктор Дубелл. — Верховный министр холодно поглядел на чародея. Жаль, что вы не сумели вернуться пораньше и избавить нас от этих неприятностей.
— Я и намеревался так поступить, милорд, однако планы нарушились, когда челядь мою перебили, а самого меня похитили, — поклонился Дубелл с бесспорным изяществом, заставшим Авилера врасплох.
— Итак, Гален Дубелл не только ученый, но и дипломат, — негромко заметил Ренье, обращаясь к Томасу, пока Авилер приходил в себя. — Во время нашего знакомства он вел жизнь отшельника; впрочем, годы, отданные академическим сварам, наделили его второй парой глаз на затылке. Хорошо, что он вернулся.
Томас не намеревался признаваться в том, что жалеет об отсутствии доктора Сюрьете, занимавшего пост дворцового чародея со времен незапамятных, однако внезапно скончавшегося в прошлом месяце от воспаления легких. Сюрьете было за семьдесят; всех, кому не исполнилось шестидесяти, он именовал «мой мальчик» и, кроме того, шокировал весь двор своим умением пользоваться сардонической инвективой [Разновидность сатиры, гневное письменное или устное обвинение, памфлет], словно дубинкой.
Томас ответил:
— Будем надеяться, что Дубелл не торопится обратно в Лодун. Нам необходима его помощь. Милам, ассистент Сюрьете, отправился на тот свет в результате несчастного случая чуть раньше самого доктора, после чего завязался бесконечный спор о том, кто более достоин такого места; тем временем потребовали внимания и более мелкие таланты, вроде доктора Брауна.
Ренье задумчиво поглядел на него:
— Есть потери?
Лицо Томаса осталось бесстрастным.
— Разве это важно?