— Милорд… — начал было Дензиль.
— Я не разрешал тебе говорить.
Дензиль умолк, внимательно глядя на Роланда.
— Ты вступил с чародеем Урбейном Грандье в сговор, — Роланд прикрыл глаза, — направленный против меня. — Жест мог бы показаться театральным тому, кто не знает актеров. Но Роланда действительно мучила боль. Молодой король вдруг посмотрел вверх и продолжил: — Погибла моя мать.
Толпа собравшихся в зале ожила — по ней словно пробежало дуновение ветра, шелестящего в летней листве. Томас понимал: все думают, что эта смерть сломила Роланда. Авилер нагнулся, словно бы собираясь сделать шаг вперед. И остановил себя. Трогательная вышла сдержанность: Верховный министр пытался оказать сочувствие здравомыслию короля, а не перебивать Роланда на публичном приеме.
Погладив гнутую ручку кресла, Роланд поглядел на Дензиля:
— Погибло много людей. Наказанием за это должна быть смерть.
Томас затаил дыхание.
Дензиль замер, как статуя: бледный, он не отрывал взгляда от глубоких морщин на лице молодого короля. Томас понимал, что все сейчас думают об их детской дружбе, хоть Дензиль и был постарше.
Роланд вдруг шевельнулся в кресле и в презрении отвернулся.
— Кудесник Грандье убит. Мертвы и многие предатели. Хартия войска герцогства Альсенского будет разорвана, уцелевшие разогнаны безоружными; им будет запрещено вновь объединяться под этим знаменем под угрозой смертной казни. Люди, занимавшие офицерские должности в войске альсенском, будут казнены как изменники, предавшие корону и министерство. Любой из лордов альсенских, взятый во дворце как участник заговора, будет осужден на казнь по подобному обвинению. Дензиль Фонтенон Альсена, герцог Альсенский, приговаривается к… приговаривается… — Роланд не смотрел ни на Дензиля, ни на кого-либо еще. Взор его был прикован к пейзажу — к пастельной дымке над морем на краю живописных небес. Молчание затянулось, но никто в толпе не смел выдать нетерпения даже движением. Король закрыл глаза, чтобы вытеснить из памяти видения менее живописные, и продолжил: — К изгнанию за пределы границ… — Он медлил, словно бы удивляясь своим собственным словам. А потом добавил: — К вечному изгнанию. Под угрозой смерти.
Томас ощутил, что Вийон, встав рядом, дружески придерживает его правую руку. В этом не было необходимости: она лежала даже слишком спокойно.
Роланд встал и ринулся из комнаты в развевающихся облачениях. Свита сомкнулась за ним. Вокруг зашевелились и заговорили — сперва тихо, а потом, когда напряжение рассеялось, будто прорвало плотину. Вийон промолвил:
— На мгновение мне показалось… — Он покачал головой с сухой горечью в глазах. — Мне служить уже недолго, и я не могу сказать, что сожалею об этом…
Генерал выпустил руку Томаса, и тот направился в переднюю часть зала. Где-то на полпути капитана встретил Авилер. Несмотря на крайнюю усталость, Верховный министр был оживлен, прямо-таки лучился энергией. Наверное, за прошедший день он провернул больше дел, чем со времени своего вступления в должность. Авилер сказал:
— Дензилю дано три дня на то, чтобы оставить город. Это немного. Нам надо поговорить.
— Не желаю с вами вести любые переговоры, — отрезал Томас.
Авилер посмотрел невозмутимым взглядом.
— Я надеюсь — не здесь?
— А я вообще не надеюсь.
Прежде чем отойти, Томас заметил приближающегося к ним Ренье, непринужденно раздвигавшего толпу своей массой.
Приблизившись, наставник альбонцев сказал:
— Король хочет переговорить с вами, Томас, с глазу на глаз.
— Хорошо. — Капитан отправился за Ренье в переднюю часть зала, спиной ощущая на себе взгляды Авилера и Вийона.
Дверь в передней стене открывала доступ в небольшой лабиринт старых приемных, где теперь толпились альбонцы, слуги и дворцовая челядь. Томас не узнавал никого, воспринимая стоящих лишь как цветовые пятна и шум. Наконец они достигли открытых дверей палаты, в которой находился очередной отряд рыцарей.
Последовав за Ренье, Томас оказался в большой гостиной с причудливыми узорами на обоях, толстыми коврами и мебелью, обитой тяжелой парчой. В камине под белой доской, которую держали две мраморные нимфы, горел огонь, зажжены были и все свечи. Роланд сидел в одном из кресел, невидящими глазами обратившись к противоположной стене.
Ренье почтительно произнес:
— Милорд…
Роланд посмотрел вверх и, остановив глаза на рыцаре, промолвил:
— Спасибо. Все остальные могут идти.
Кое-кто из рыцарей немедленно шагнул к двери, но другие медлили, дожидаясь особого приказа Роланда. Томас понимал, что им было непросто оставить его с королем наедине; более того, как ни странно, и Ренье, похоже, разделял их опасения. Но по-настоящему его удивило то, что и сам Роланд ощущал это.
Ренье было открыл рот, но Роланд поднялся с места и закричал:
— Убирайтесь немедленно!
Все неохотно повиновались, и Роланд, пройдя всю длину комнаты, закрыл за ними тяжелые резные двери. Внезапное действие, казалось, лишило его сил; король рухнул в ближайшее кресло, спрятав лицо в ладонях.
Томас оставался на месте, абсолютно не обескураженный представлением. Ожидая, пока Роланд придет в себя, он оглядел комнату и с удивлением обнаружил в дальнем углу портрет Фулстана. Художник хорошо передал черты покойного короля в самом расцвете сил; портрет, должно быть, перекочевал из какого-нибудь более видного места, как всегда случалось с портретами Фулстана, неизменно оказывавшимися в конце концов где-нибудь в темном углу.
Взглянув на капитана, Роланд заметил, что именно привлекло к себе его внимание. Пристально посмотрев на портрет, он сказал:
— Он ненавидел нас.
— Он ненавидел всех, — отвечал Томас.
Роланд притих на короткое время, потом отвернулся и сказал:
— Королева дала мне знать, что хочет видеть вас на посту капитана ее гвардии. Я согласен.
Роланд наверняка позволит Дензилю вернуться. Не сегодня, не через месяц, но скорее всего до того, как закончится год. Конечно, если бы Дензиль убил Равенну собственными руками, если бы Роланд сам слышал, как герцог обрекает на смерть войско Вийона, он принял бы другое решение. Но связь между ними оставалась слишком крепкой; к тому же Дензиль был слишком опасен, а Роланд чересчур зависим от него, чтобы порвать все с хорошим для себя итогом. Малец только что продемонстрировал это и себе самому, и всем придворным. Правда, теперь он знает, на что способен друг юных лет, и со временем, быть может, сумеет все-таки вырваться на свободу.
Но Роланд — король, и этого времени, возможно, ему и не будет отпущено.
— Это излишне, ваше величество, — отвечал Томас, — я ухожу в отставку.
Голова Роланда дернулась. Руки его дрогнули на подлокотниках, и он резко спросил:
— Почему?
Теперь нужно было уйти, прежде чем Роланд успеет передумать. Томас вежливо ответил:
— Так хотела ваша мать, — поклонился и вышел, закрыв за собой дверь. Роланд не попытался остановить его.
Не говоря ни слова, Томас миновал Ренье и направился по коридорам обратно. Роланд уже знал, что теперь должно произойти. К счастью, не подозревала об этом только Каде. Она слишком долго жила вдали от двора и, должно быть, верила, что Дензиль умрет за свои преступления. И его ждет смерть, подумал Томас. Его ждет смерть.
Дензиль еще находился в зале. Рыцари окружали его, не стесняясь, и герцог поглядывал на толпу, скрестив руки на груди и чуть улыбаясь.
Томас направился прямо к герцогу, не обращая внимания ни на рыцарей, напрягшихся в ожидании, ни на взгляды собравшихся в зале, и сказал:
— Нам с вами давно уже следовало выяснить отношения. — Дензиль мог всего лишь отказаться. Отказаться и уйти отсюда живым, а потом обратить всю свою демагогию на сверхчувствительного юного короля, сразу потерявшего и мать, и единственного приятеля… воспользоваться прежней любовью и верностью, чтобы вновь заслужить доверие Роланда. «Но он всегда был жаден, — рассудил Томас, — и слишком уж ненавидит меня».
Дензиль медлил, не отводя глаз, он взвешивал шансы, возможности, желания. Если бы только Роланд мог видеть это выражение на лице человека, которому подобало бы погрузиться в глубины горя, услышав такой приговор от друга детства… Но Дензиль никогда не позволит, чтобы такое случилось. Герцог кивнул.