1975
«Наконец ты перестал мне сниться…»
Наконец ты перестал мне сниться —
После стольких, после стольких лет
Ликовать бы выпущенной птице,
Только что-то ликованья нет.
Сядет неуверенно на ветку —
На привычной жердочке верней…
Неужели можно даже клетку
Полюбить и тосковать о ней?
1975
ПИШИ МНЕ!.
Вновь от тебя нет писем,
Тревогам нет конца.
От милых мы зависим,
Как песня от певца.
От милых мы зависим,
Как парус от ветров.
Вновь от тебя нет писем —
Здоров ли, не здоров?..
Уходит поколенье,
Уходит навсегда.
Уже не в отдаленье
Грохочут поезда —
Они увозят в вечность
Моих однополчан…
Платком укутав плечи,
Шагаю по ночам
Я от стола к постели
И от дверей к окну.
Пиши мне раз в неделю
Хотя б строку одну!
1975
«Ах, в серенькую птаху…»
Ах, в серенькую птаху
Влюбился вдруг… орел!
Но ахай иль не ахай,
Он счастье в ней обрел.
Глядит не наглядится,
Не сводит круглых глаз
И, гордые орлицы,
Не замечает вас!
Не сводит глаз и тает…
Что в этой птахе есть?
Сия велика тайна,
Велика тайна есть…
1975
«Он…»
Он.
Она.
Муж в далеком рейсе…
Скажет женщина:
— К черту ложь!
Да, люблю.
Только не надейся:
Это было бы —
В спину нож…
Не считай меня
Недотрогой,
Просто,
Как бы ни шли дела,
Я хорошим парнем, ей-богу,
Я всегда «верняком» была.
Он ответит:
— Что ж, хлопнем по сто.
Ты и вправду «верняк»,
Дружок. —
И простится.
Все очень просто:
Станет в сердце
Рубцом ожог…
1975
В ТРИДЦАТОМ ВЕКЕ
И поначалу было невдомек
Земляночке бесхитростной, наверно,
Что этот гордый синеглазый бог
Всего шедевр мысли инженерной…
Смеялись современники над ней,
И были правы — что тут скажешь против?
Неужто мало на земле парней
С горячей кровью и живою плотью?
Страсть к роботу? Да это просто бред!
Тридцатый век и грусть о чуде-юде?..
А фантазерке было двадцать лет,
Ей верилось, что робота разбудит.
Казалось это ересью сперва
Расчетливому, как компьютер, веку,
Но оказалась девушка права:
С ней робот превратился в человека!
Не синтетическою стала кровь,
И не химическое возгорелось пламя,
И слово незнакомое
«лю-бовь»
Он прошептал ожившими губами.
1975
«Легка. По-цыгански гордо откинута голова…»
Легка. По-цыгански гордо
Откинута голова.
Техасы на узких бедрах,
Очерчена грудь едва.
Девчонка, почти подросток,
Но этот зеленый взгляд! —
Поставленные чуть косо
По-женски глаза глядят.
В них глубь и угроза моря,
В них отблеск грядущих гроз…
Со смуглою кожей спорит
Пшеничный отлив волос.
Легка, за спиною крылья —
Вот-вот над землей вспорхнет…
Неужто такими были
И мы в сорок первый год?..
1975
ЕЛКА
На Втором Белорусском
Еще продолжалось затишье,
Шел к закату короткий
Последний декабрьский день.
Сухарями в землянке
Хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам
Из сожженных дотла деревень.
Новогоднюю ночь
Третий раз я на фронте встречала.
Показалось — конца
Не предвидится этой войне.
Захотелось домой,
Поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье —
Совсем не до грусти в огне!)
Показалась могилой
Землянка в четыре наката.
Умирала печурка,
Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом
Из ротной разведки ребята:
— Почему ты одна?
И чего ты повесила нос?