И я ложусь. И меркнет день,
и ночь мне мысли стягивает.
И снова сладостных забав
желанье жгучее несётся.
Я прочь бегу, бегу всю ночь,
пока над миром первый солнца луч взовьётся.
И сон во мне кнутом свистит,
и мыслей вихри ветром воют...
А я с открытыми глазами
встречаю утро.
13 августа <1937> года
Виталист и Иван Стручков
Живёт и дышет всякий лист,
сказал однажды виталист.
И глупо превращать вселенную в мешки,
Куда летит поток молекулярных точек,
не ведает рожденный есть,
где туча беленький платочек
задумала с подругой сесть
никто не знает. Всюду воля
отличная от нас. Но лишь
огонь приносит неба весть.
Иван Стручков сказал: шалишь
мы всё перещупали, всё разложили
и вся вселенная на шиле
нашего разума острого.
и даже камень с острова
необитаемых просторов
живуч как боров.
и виталист был посрамлён.
Дурак, захлопни медальон!
28 декабря 1930 года
Конец героя
Живи хвостом сухих корений
за миром брошенных творений,
бросая камни в небо, в воду ль,
держась пустынником поодаль.
В красе бушующих румян
хлещи отравленным ура.
Призыва нежный алатырь
и Бога чёрный монастырь.
Шумит ребячая проказа
до девки сто седьмого раза
и латы воина шумят
при пухлом шёпоте шулят.
Сады плодов и винограда
вокруг широкая ограда.
Мелькает девушка в окне,
Софокл вдруг подходит к ней:
Не мучь передника рукою
и цвет волос своих не мучь
твоя рука жару прогонит
и дядька вынырнет из туч.
И вмиг разбившись на матрасе,
восстанет, молод и прекрасен
истоком бережным имян
как водолей, пронзит меня.
Сухое дерево ломалось,
она в окне своём пугалась,
бросала стражу и дозор
и щёки красила в позор.
Уж день вертелся в двери эти,
шуты плясали в оперетте
и ловкий крик блестящих дам
кричал: я честь свою отдам!
Под стук и лепет колотушек
дитя свечу свою потушит
потом идёт в леса укропа
куриный дом и бабий ропот.
Крутя усы, бежит полковник
минутной храбростью кичась
Сударыня, я ваш поклонник,
скажите мне, который час?
Она же, взяв часы тугие
и не взирая на него,
не слышит жалобы другие,
повелевает выйти вон.
А я под знаменем в бою
плюю в колодец и пою:
пусть ветер палубу колышет,
но ветра стык моряк не слышит.
Пусть дева плачет о зиме
и молоко даёт змее.
Я, опростясь сухим приветом,
стелю кровать себе при этом,
бросая в небо дерзкий глас
и проходя четвёртый класс.
Из леса выпрыгнет метёлка
умрёт в углу моя светёлка
восстанет мёртвый на помост
с блином во рту промчится пост.
Как жнец над пряхою не дышит,
как пряха нож вздымает выше
не слышу я и не гляжу,
как пёс под знаменем лежу.
Но виден мне конец героя
глаза распухшие от крови
могилу с именем попа
и звон копающих лопат.
И виден мне келейник ровный,
упряжка скучная и дровни,
ковёр раскинутых саней,
лихая скачка: поскорей!
Конец не так, моя Розалья,
пройдя всего лишь жизни треть,
его схватили и связали
а дальше я не стал смотреть.
И запотев в могучем росте
всегда ликующий такой
никто не скажет и не спросит
и не помянет за упокой.
всё
1926 год
* * *
Жил мельник.
Дочь его Агнесса
в кругу зверей шутила днями,
пугала скот, из недр леса
её зрачки блестят огнями.
Но мельник был свиреп и зол.
Агнессу бил кнутом,
возил ячмень из дальних сёл
и ночью спал потом.
Агнесса мельнику в кадык
сажает утром боб.
Рычит Агнесса. Мельник прыг,
но в двери входит поп.
Агнесса длинная садится,
попа сажает рядом в стул
крылатый мельник. Он стыдится.
Ах, если б ветер вдруг подул
и крылья мельницы вертелись,
то поп, Агнесса и болтун
на крыше мельника слетелись
и мельник счастлив. Он колдун.
13 января 1930 года
* * *
Жил-был в доме тридцать три единицы
человек, страдающий болью в пояснице.
Только стоит ему съесть лук или укроп,
валится он моментально, как сноп.
Развивается боль в правом боку,
человек стонет: "Я больше не могу!
Погибают мускулы в непосильной борьбе.
Откажите родственнику карабе..."
И так, слово какое-то не досказав,
умер он, пальцем в окно показав.
Все присутствующие тут и наоборот
стояли в недоумении,забыв закрыть рот.
Доктор с веснушками возле губы
катал по столу хлебный шарик при помощи медицинской трубы.
Сосед, занимающий комнату возле уборной
стоял в дверях, абсолютно судьбе покорный.
Тот, кому принадлежала квартира,
гулял по коридору от прихожей до сортира.
Племянник покойника, желая развеселить собравшихся гостей кучку,
заводил грамофон, вертя ручку.
Дворник, раздумывая о привратности человеческого положения,
заворачивал тело покойника в таблицу умножения.
Варвара Михайловна шарила в покойницком комоде
не столько для себя, сколько для своего сына Володи.
Жилец, написавший в уборной "пол не марать",
вытягивал из-под покойника железную кровать.
Вынесли покойника, завернутого в бумагу,
положили покойника на гробовую колымагу.
Подъехал к дому гробовой шарабан.
Забил в сердцах тревогу громовой барабан.
1933 год
Первое послание к Марине
За то, что ты молчишь, не буду
Тебя любить, мой милый друг,
И, разлюбив тебя, забуду
И никогда не вспомню вдруг.
Молчаньем, злостью иль обманом
Любовный кубок пролился,
И молчаливым талисманом
Его наполнить вновь нельзя.
Произнеси хотя бы слово,
Хотя бы самый краткий звук,
И вмиг любовь зажжется снова
Еще сильней к тебе, мой друг.
29 августа 1935 года
* * *
Задумали три архитектора
Построить весёлый храм.
Собрали четыре архитектора
Деревяшек и всякий хлам.
И плотники воду носили ведёрками,
Вокруг архитектора шлялись пятёрками.
<1930 год>
Часовой и Барбара
Запутался в системах черных знаков
И помощи не вижу. Мир шатается.
Часовой
Теперь я окончательно запутался.
Не нужен ум и быстрая смекалка?
Я в мыслях щепки нахожу,
а в голове застряла палка,
отсохли ноги на посту,
из рук винтовка падает...
Пройдешь с трудом одну версту,
и мир тебя не разует.
Я погиб и опустился,
бородой совсем оброс,
в кучу снега превратился, победил меня мороз.
Барбара
Часовой!
Часовой
Гу-гу!
Барбара
Часовой!
Часовой
Гу-гу!
Барбара
Часовой!
Часовой
Гу-гу!
Барбара
Я замерзаю!
Часовой
Обожди, помогу!
Обожди мою подсобу.
Барбара
Что же ты медлишь?
Часовой
Я из будки вылезаю.
Барбара
Ах, спаси мою особу!
Часовой
Двигай пальцы на ногах,
чтоб они не побелели.
Где ты?
Барбара
Гибну!
Часовой
Гибнешь?
Барбара
Ах!
Часовой
Тут погибнешь в самом деле!
Барбара
Уж и руки, словно плеть...
Часовой
Тут недолго околеть.
Эка стужа навернула!
Так и дует и садит!
Из-за каждой снежной горки
зимних бурь встают подпорки,
ходят с треском облака,