XX
Петр в Москве не засиделся,
Ко всему он пригляделся
И усвоил дело вмиг.
Прихватив газет и книг,
Петр Костров в деревню едет,
Всю дорогу ею бредит:
"Не узнать, поди, ее!
Вот когда пошло житье!"
Разговор идет в вагоне:
"Жизнь какая, братец, ноне?
"Откровение" прочти;
Сходство полное почти.
Комиссар у нас-то выкрест.
Говорят, пришел Антихрист".
"Где?" — "В Москве. Отец Кирилл,
Поп наш, людям говорил,
Что легко узнать по знакам…"
"Верь поповским всяким вракам.
Был у нас отец такой…"
"Ну?.." — "Ну… вечный упокой.
Пойман, значит, был с поличным,
Пулеметчиком отличным
Оказался… Бунтовал…
Нас подвел и сам пропал".
"Тож у нас был бунт недавно.
Дурака сваляли явно.
Вспомнить срам, за кем пошли.
Благодетелей нашли:
Поп, урядник, бывший стражник,
Писарь — взяточник и бражник,
Старшина. Как на подбор!.."
Петра слушал разговор,
Слушал, вглядывался в лица.
"Жизнь… все та же небылица!"
XXI
Ельник… речка… три избы…
Телеграфные столбы…
Переезд… шлагбаум… будка…
Баба с флагом и малютка…
На высоком берегу
Деревушечка в снегу…
Вся картина так знакома!
Петра шепчет: "Дома!., дома!..
Сердце радостно щемит.
Поезд грохает, гремит,
Поезд ходу убавляет…
Петра шапку поправляет…
Сердце замерло в груди…
Стоп, машина! Выходи!
Вышел Петр на полустанок,
Видит пару чьих-то санок
И обмерзших мужиков.
Ждут, должно быть, седоков.
"Петра!.." — "Мать честная, ты ли?"
"А? Узнали, не забыли?"
"Чать, делили хлеб да соль.
Как забыть! Из плену, что ль?"
Обнял Петра дядю Клима
И кривого Питирима.
Дядя Клим пустил слезу:
"Лезь-ка в сани… Я свезу…
Настрадался ты, миленок…
Помню, брат, тебя с пеленок:
Препотешный был малец".
"Как мои там — мать, отец?"
"Расскажу потом, дорогой…
Ну, лошадка, с богом! Трогай!.."
XXII
Едут час и едут два.
Клим скупится на слова.
Стала Петру брать тревога,
Петр взмолился: "Ради бога,
Развяжи ты, Клим, язык.
Говори мне напрямик.
Без уверток, без обману,
Всех ли дома я застану?
Чтой-то ты, видать, юлишь".
"Ну, скажу, коли велишь.
Все, голубчик мой, от бога…
На кладбище всем дорога.
Помер, значит, дед Нефед,
А за ним старуха вслед.
Упокой, господь, их души!.."
"Ну, а как здоровье Груши?"
"Это ты насчет жены?
Баба, брат, не без вины…
Проучить придется малость".
"Что такое?" — "Знамо, шалость…
Закружилась голова.
Потерпела года два,
А потом… того… свихнулась.
Кой-кому тут приглянулась".
"А кому?" — "Да ну их к псам!
Разберешься после сам.
Есть ребенок… годовалый.
Петр, смотри, ты славный малый,
Лютым зверем не нагрянь.
Все, брат, бабы нынче — дрянь!"
XXIII
Петр вошел в свою избенку.
С воплем кинулась к ребенку
Ошалевшая жена:
"Петр… не трожь!.. Не трожь!.."
"Не трону".
Сел бедняга под икону, —
Опершися на кулак,
Просидел всю ночку так.
Кисло пахло от пеленок.
Голосил вовсю ребенок.
Груша с каменным лицом
Наклонилась над мальцом,
Неподвижная, немая,
Ничего не понимая.
Петр сказал: "Орет… Уйми…
Что сидишь-то? Покорми!"
XXIV
Прожил дома Петр с неделю.
Голова — что после хмелю.
Не осмыслишь ни черта:
Та деревня иль не та?
Те же сходы, как бывало:
Крику много, толку мало.
Тянут, кто во что горазд.
Но кто раньше был горласт,
Стал теперь горластей втрое.
Шум — как бы в осином рое.
Подло, тонко и умно
Кулаки поют одно.
Бедняки поют другое.
Все исходят в диком вое:
Кулаков четыре-пять,
А никак их не унять, —
Никакого с ними сладу.
День проспорив до упаду,
По домам идет народ.
Новый день и новый сход,
И на сходе так же точно
Кулаки вопят истошно:
"Братцы, бог-то есть аль нет?
Аль на небе тож… Совет?
Братцы, спятили вы, что ли?
Ошалели все от воли:
Воля вам права дала
Раздевать нас догола?
Раздевайте, леший с вами,
С вами, с вашими правами!
Разоряйте нас дотла,
До последнего кола.
Вам-то легче, что ли, станет?
А как черный день настанет,
Кто спасет вас от сумы?
Кто вам денег даст взаймы?
Мы ли были вам врагами?
Не ссужали вас деньгами
И зерном и чем могли?
Этим вы пренебрегли?
Все добро забыли наше?
Власть советская вам краше?
Чем вам так она мила?
Что досель она дала?
Насулила — эвон — горы!
А пока… дерет поборы.
Обобравши "кулаков",
Стала стричь "середняков",
Чтобы после, как известно,
Всех обобранных совместно
Под один подвесть ранжир,
Снявши с них весь "лишний" жир.
Пусть побольше будет голи!
Что ж, такой вы ждали воли?
Справедливость в этом, что ль,
Чтобы все сошли на голь?