XII
Входит Митя, словно вор,
На отцовский двор.
Никого среди двора.
Поздно. Спать пора.
"Глаша, Глаша… Сколько дней
Не видался с ней.
Рада будет как теперь!"
В дом открыта дверь.
Митя, ставши на порог,
Устоять не мог, —
Захватило сразу дух,
Свет в очах потух.
Старый свекор и сноха…
Нет для них греха!
Позабывши честь, закон,
Не стыдясь икон…
Глаша шепчет старику:
"Дверь-то… на крюку?!"
Митька бросился, как зверь:
"Вот те, стерва, дверь!"
"Ай, спасите!" — Глаша в крик.
Зарычал старик.
В горло сын отцу впился:
"Вот где правда вся?"
Старина тряхнул плечом:
"Все мне нипочем!"
Подвернулся тут топор.
Кончен сразу спор.
Глаша вопит у ворот.
Прибежал народ.
Смотрит, ахает, скорбит:
Сын отцом убит!
XIII
Могилка свежая. И крест. А на кресте,
В сердечной простоте,
Под образком, глядящим кротко,
Каракулями кто-то вывел четко:
"Поплачьте все над Митей-бегунцом.
Боялся смерти он. Скитался дезертиром.
И дома смерть нашел: убит родным отцом.
Спи, дорогой товарищ, с миром!
Раскаявшийся дезертир Спиридоновского
лесного отряда Тимофей Ряз…"
(Фамилия неразборчива.)
ЗАРУБКА
Мужик хитер, да память коротка.
Не будь у мужика
Для памяти подмоги,
Зарубки или узелка,
Совсем бы сбился он с дороги.
Вот басня, в ней урок. Хочу, чтоб кой-кого
Уму да разуму она бы научила.
* * *
У мужика у одного
С зарубки память соскочила.
Емелька в оны дни, известно, как он жил:
"Живем — о землю рожей!" —
Работал день и ночь, и день и ночь тужил,
В избе нетопленой прикрывшися рогожей;
Худой, оборванный, босой,
Кряхтел над тощей полосой
И, встав порой у раздорожья,
Где был в помещичью усадьбу поворот,
Шептал озлобленно: "Ограбили народ!
Всю землю отняли! А ведь земля-то божья!"
Что ж приключилося с Емелькою, когда
От бар не стало и следа?
Дорваться стоило Емельке до земельки,
Отшибло память у Емельки.
С ним деликатничай, его не раздражай;
Собравши новый урожай,
С деньгой кубышечку храня у изголовья,
Емелька позабыл все прежние присловья.
Он прежде был добряк. Теперь он не таков.
Теперь он кулаку иному не уступит:
Он хлеб продаст тому, кто купит.
Спокойно с городских рабочих, с бедняков,
За фунт муки три шкуры слупит.
На власть Советскую беда как он сердит.
"Учитывают хлеб, — угрюмо он твердит, —
На кой же ляд тогда, выходит, сеял рожь я?
С учета этого убыток мне прямой!"
"Емелька, а земля?.."
"Земля, конешно… божья,
А хлебец — мой!"
* * *
Емелька, мазан я с тобой одним елеем
И говорю с тобой, как с братом иль отцом.
Не будь, Емеля, подлецом,
А наипаче — дуралеем!
Голодные, мы сил последних не жалеем,
Но до конца борьбы еще не довели.
Коль мы по милости твоей переколеем,
Ты околеешь — без земли.
Советские враги — не о тебе радеют.
И если баре вновь землею овладеют,
То — заруби себе ты это на носу! —
Так возмещать начнут они свои убытки,
Что, вынося от них неслыханные пытки,
Ты, весь обобранный до нитки
И прячась где-нибудь в овраге иль в лесу,
Начнешь завидовать ты собственному псу!
ПОЛКОВНИК "КУЛАК-КУЛАКОВИЧ"
Я — единственный начальник русских войск
Гдовского, Псковского и Лужского районов. Я —
законный представитель народной власти.
Ослушников расстреливаю!
Подписал:
Атаман крестьянских партизанских отрядов
полковник Булак-Балахович.