«Когда услышишь, как в тиши ночной…»
Перевод Б. Турганова
Когда услышишь, как в тиши ночной
По черным рельсам тарахтят вагоны,
А в них, как будто мух немолчный рой
Плач детворы, болезненные стоны,
Проклятия и брань со всех сторон,
Глухая песня, девичьи дисканты,
Не спрашивай; чей это эшелон?
Кого везут? Куда? Откуда он?
То — эмигранты.
Когда увидишь где-нибудь в углу
Людей, набитых тесно, как селедки,
Усталых женщин, спящих на полу,
Мужчин, бродящих шаткою походкой,
Седых отцов, ребячью мелкоту,
Узлы, в которых явно не брильянты,
Всю неприкрашенную нищету,
На лицах — след тоски, надежд тщету,
То — эмигранты.
Когда увидишь, как таких людей,
Вписав в реестр, толкают и ругают,
Как матери в отхожее детей
Укачивать и пеленать таскают,
Как их жандармы гонят прочь от касс
Как сбрасывают с поездных площадок,
Пока толпой не кинутся все враз:
«Бери нас или раздави всех нас!» —
Вот наш порядок.
«Два панка пошли гулять…»
Перевод А. Суркова
Два панка пошли гулять.
На детишек изможденных,
На измученную мать
Поглядели с видом сонным.
И качая головой,
Старший рек: «Эх, голь какая!»
И тот час за ним второй
Возглашает: «Вот лентяи!»
«Кто лентяи?» «Да народ!
Край родной на пшик меняет».
Первый: «Нет, виновен тот,
Кто их дальше не пускает».
«Не пускать их? Так пойдут
Все за сине море сдуру!»
«Что ж им делать, если тут
Сообща дерем с них шкуру?»
Разлучила нас толпа.
Долго те панки в запале
И впопад и невпопад
Про «лентяев» рассуждали.
«Ой, расплескалось ты, русское горе…»
Перевод В. Звягинцевой
Ой, расплескалось ты, русское горе,
Вдоль по Европе, далече за море!
Стены Любляны да Реки видали{35},
Как из отчизны славяне бежали.
Русские стоны взлетали до неба
Там, где белеет горами Понтебба{36}.
Ведь от Кормон{37}, как живых в домовину,
Гнали жандармы людей, что скотину.
Небо Италии — нет его краше —
Видело бедность, униженность пашу.
Генуя долго, поди, не забудет,
Как гостевали в ней русские люди,
На ночь рассказывать станут ребятам:
«Странный народ к нам заехал когда-то.
Землю родную в слезах вспоминал он.
Сам же с проклятьем ее покидал он.
Продал хозяйство, не числя потери.
Басне про царство Рудольфа{38} поверя.
Кинул он дом свой с землею родною.
Да и погнался за детской мечтою.
Смелый в мечтаньях, в любви беззаветен,
В жизни он, словно дитя, безответен.
Ни пошутить ему, ни посмеяться.
Только и знал, что просить да сгибаться».
Ой, расплескалось ты, русское горе,
Вдоль по Европе, далече за море!
Гамбурга доки, мосты, паровозы, —
Где не струились вы, русские слезы?
Все, мой народ, с тебя драли проценты:
Польские шляхтичи, швабы-агенты.
Что еще ждет тебя на океане?
Что-то в Бразилии, в славной Паране?